Взглянула на себя в зеркало перед уходом - глаза, как у настоящей Коралловой Ведьмы. Только пока не светятся :-)

---

Как любопытно порой наблюдать, как при поступлении той или иной информации меняется настроение - неважно, в ту или иную сторону, но со стремительностью мысли.

И приятно после недели нервотрепки получить хоть каплю обнадеживающих сведений.

Тогда теперь... теперь вечер. Меня уже поджидает очаровательное существо, моя эстетная Ю, немного озлобленная в последнее время, но это не сильно портит ее. И можно будет наблюдать, как это небесное существо, сложив крылья, тянет через соломинку коктейль и рассуждает на земные - такие земные - темы...

Сегодня опять появилось ощущение той лекгости, которую мне дарит только уверенность, пусть даже такая зыбкая.

Поэтому... Улетаю с северным ветром, что нежит сегодня мой город...

---

Образ к образу...

Один образ потянул за собой другой, я еще раз пробежала глазами книги Гибсона - все кусочки, где есть моя любимица. Этот - из "Моны Лизы Овердрайв" - просто чтобы не забыть, как ее описывал автор, пока она не трансформировалась слегка в моем восприятии:



На фоне высокого французского окна она увидела стройную темную фигуру. За окном - обнесенный стеной сад под снегом. Глаза женщины были скрыты за серебристыми стеклами, отражающими комнату и ее обитателей.

Салли, представилась женщина, Салли Ширс.

Под взглядом Кумико ее рука скользнула к стеклам, как будто она собиралась снять очки. У зеркальных линз, похоже, не было ни оправы, ни дужек.

Салли сегодня немного не в настроении, сказал Петал.

Как выяснилось, выражение «не в настроении» не совсем точно определяло то состояние, в котором пребывала Салли Ширс. Скорее его стоило бы назвать едва сдерживаемым бешенством, яростью, которая проявлялась в походке и гневном пистолетном стуке черных сапог по обледеневшей мостовой. Кумико приходилось отчаянно семенить, чтобы не отставать, когда женщина зашагала прочь от дома Суэйна по подъездной аллее. В рассеянном свете зимнего солнца холодно вспыхивали стекла очков. На Салли были узкие брюки из темно-коричневой замши и объемистая черная куртка с высоко поднятым воротником - дорогая одежда. А учитывая короткую стрижку, ее вполне можно было принять за мальчишку. Клокочущая в женщине энергия была почти осязаемой - этакий сгусток гнева, готовый ежесекундно взорваться, выпустив на свободу фурию.

Переходя перекресток на красный свет, женщина увернулась от двух машин, с рассеянным видом чуть ли не вытащила Кумико из-под колес черной хонды, при этом еще умудрившись пнуть машину в бампер, когда такси проезжало мимо.

Она втолкнула Кумико через украшенную причудливыми морозными узорами стеклянную дверь в шум и тепло паба. Самое настоящее логово, переполненное какими-то людьми в темной шерсти и ношеном оленьем велюре. Вскоре они сидели друг против друга за маленьким мраморным столиком, на котором разместились пепельница с рекламой Басе, кружка темного эля, стакан виски, который Салли опорожнила по дороге от стойки, и стакан с апельсиновым лимонадом.

Только тут до Кумико дошло, что серебристые линзы уходят в бледную кожу без малейшего намека на шов. Салли потянулась к пустому стакану, покачала его, не поднимая со стола, и критически оглядела, отставила и занялась кружкой с элем.

Ее ногти, очевидно акриловые, тоном и блеском напоминали перламутр.



(с)

---

Нежное, тихое утро... Очень не хотелось просыпаться, тем более что я бродила внутри замечательного сна, в котором был лес с призрачными плывущими между стволов огоньками, озеро облитое лунным светом, легкие всплески, когда погружаешься в воду... А кожа потом еще какое-то время хранит на себе лунный свет, налипший после купания, а еще я помню свои радость и удивление, когда смотришь на руки - и живой цвет плоти проступает через серебристо-светящийся налет. Не только кожа - от всего сна осталось ощущение свечения - серебрились стволы и ветви деревьев, переливались перламутром и опалами камешки на берегу озера, травы - на первый взгляд покрытые инеистым узором, - но нет: это лунный свет чертит на них свои письмена. Хвост крупной рыбины, ударивший по воде и бросивший мне в глаза "лунный зайчик"...

Но будильник был неумолим. Его настырные переливы показались сегодня диссонансными, неприятными для уха, хотя на самом деле он вполне благозвучен.

Солнце стало вставать раньше - проснулась я в то же время, что и всегда, но солнечный луч уже бродил по комнате, как приехавший самым первым гость, который одиноко слоняется по пышно украшенному помещению, вокруг накрытых столов, не вполне представляя, чем себя занаять и как сгладить неловкость.

Сплясав на ледяном (окно было открыто всю ночь) полу загадочный танец, напоминающий индийскую пляску на углях, захлопнув окно, я ринулась на кухню варить кофе, добавив в него в тщетной попытке согреться побыстрее красного перцу. Наверное, помогло. Потому что уже десять минут спустя я без содрогания стояла коленками на подоконнике и любовалась глубочайшим синим оттенком неба, клочьями облачной пены и вызолоченными утром ветвями деревьев и стенами домов

---

Восхитивший оборот внутри стихотворения:

Мятою пахнет цикута

Очень красиво. Очень в настроение... Миндаль и мята...

---

Получился капельку грустный вечер. Перетасовки на работе все же намечаются, я уже подумываю о том, чтобы смалодушничать и начать подыскивать новое место.

На улице - изрядно похолодало, небо в тучах и даже не видно степенно шествующего на покой солнца.

Впрочем, наверное хорошо, что вечера бывают такими разными - такие, тоскливо-грустные, помогают в полной мере оценить шарм тех вечеров, что приносят только прелесть закатов, умиротворенность и нежность грядущей ночи.

Впрочем, Шелли, - тебе же есть, чем заняться? Тут масса неоконченных дел, у тебя есть целая кипа своих и чужих проблем - которые тоже, к слову, требуют решения; есть сэр Ричард, который потребует вечерней прогулки и маленикий "стрессосниматель" - крыс. Есть друзья, которые будут рады увидеть тебя, и есть ветер, бьющий в лицо... Так много вещей, событий, которые еще только будут, и лиц...

Сегодня вечером я поймаю себе Золотоглазую Музу - пусть даже ненадолго, всего лишь на время прогулки по лесу, но все же - это будет для меня теми самыми, так мне необходимыми, "десятью каплями спокойствия".

И попробую сделать наброски с леди-урбаномансера...

И, возможно, вечер станет чуть добрее и покажет мне хотя бы тень своей улыбки...

---

Вчера заигравшись с сэром Ричардом сильно потянула какую-то мелкую мышцу, чуть выше щиколотки, и она теперь отзывается болью на каждое движение, даже на прикосновение... Наверное, так болят у гитары слишком туго натянутые струны, и поэтому ее звук так мучителен и так царапает душу...

---

Еще одна песня выжигает свои следы на губах... Одну из строчек никак не могу вспомнить, но позже непременно исправлюсь...



Все же я низложен

С твоего алтаря, там, где снегом простыня.

Новый ангел

Прилетает к тебе по прошествии дня

Ваши танцы – я вижу их

В квадрате окна.

Канкан, танго

И ты тащишь за крылья

Его на алтарь.



Кто же ему поможет

Когда он завтра тоже уйдет из этих мест

Но вскоре новый ангел

Взойдет на тебя, положит руки на крест

Снова будут танцы

И опять над кроватью пролетит ураган

Утром будет поздно

Так на кой тебе сдался этот чертов канкан?



В доме двоих кроме

Всегда есть кто-то третий – он тихо пьет чай

Проза, позы…

Ему плевать на «до» и «после», - он следующий в рай.

Канкан, танго...

И пальцы стремятся выключить свет

Маски, сказки…

Я не завидую тем, кто попадет на десерт



(с)

---

Один подсмотренный в другом дневнике образ не дает мне покоя уже неделю. Эта леди в черном и алом, с ширмой темных стекол перед глазами, с ее манерой движенья и ритмом шагов, что чеканят на душе города ее каблуки... Она стала слишком часто вторгаться в мои мысли. Во сне кажется, что еще немного - и я поймаю ее за рукав.

Конечно играет роль, что ассоциативно она очень плотно связалась с другим любимым персонажем - гибсоновской Салли, частой гостьей моих рисунков.

Но до чего же хороша эта, в черном...

И тихое шуршащее "урбаномансер"

---

Мне нравится сегодняшнее небо. Еще с утра я видела, как опаловый туман с гадючьим шипением вскипает и исчезает под солнечными лучами, а сейчас даже легкая дымка не напоминает об утренней молочной мути.

По линии горизонта насколько мне видно - кольцо облаков, белое снизу, а там, где сливается с синей чашей - сиренево-сливочное, с сине-голубыми мелкими завитками. Сам купол почти чист, если не считать нескольких совершенно белых затейливых облаков. Одно из них выглядит, как привольно растянувшаяся на зыбких подушках небес девушка, расправляющая или разминающая крылья. Другое - крадущийся к ней зверь.

Если смотреть долго, то скульптор-ветер успеет внести изменения в свои творенья - благо, материал податлив, а я найду в белых нагроможденьях еще несколько образов...

Может быть для таких настроений обзавестись на работе тестами Роршаха?

---

Песня крутится в голове с самого утра, а послушать не могу - так и не была записана, по-моему...



Твои пальцы пахнут ладаном,

Ты молилась, я угадывал,

Где у рая край...

Не знаю.

Подними же кверху голову

Что молиться -

Все без толку

Все мы когда-то умираем.

Ты молчишь,

И я за тучами

Только - слушай:

Мне по случаю

Свой язык на ночь дал ветер.

Очень просто:

Белый снег

Сверху вниз спускает всех

В первый после жизни вечер.



(с)

---

Сегодня чашу неба заполнили туманом, и он тихо тек на город, сглаживая углы и неровности, скрывая безобразное, наводя на предметы вуаль загадочности. Свет солнца походил на огонек свечи, который рассматриваешь через шлифованный опал - красноватый, приглушенный, немного непривычного оттенка... Сонно расположившись на подоконнике у открытого окна, дыша влитым в воздух туманом, чувствуя, как холодеет кожа плеч и босых ног, и от этого крепче сжимая кружку с утренним огненным кофе, - так я начинала сегодняшнее утро.

Утро после дня, закончившегося прогулкой по лесу.

Бродили по дорожкам, тихо текла беседа, глаза скользили по шторам окружающей темноты, и нас опять провожали только что проснувшиеся шуршунчики.

---

Гляжу на пульс электронных часов, фиксирующих медленное, степенное движение времени. Тоненький Давидоф между пальцами наполовину стал столбиком пепла, и только струйка дыма достаточно деликатна, чтобы своим прикосновением не разбить это хрупкое образование. Отражение огня в окнах, солнце проваливается за гребень домов, слегка прикрыв лик шифоном облаков, а с противоположной стороны небосклона на чистейший фон неба кто-то бросил округлый белый мазок - блеклую тень восходящей луны.

После сумасшедшего дня хочется впасть в оцепенение, свить кокон из мыслей и образов и замереть для ещенощного метаморфоза, чтобы с утра можно было переступить через вчерашнюю жесткую шкуру гусеницы и улететь с утренним ветром, и чтобы к завтрашнему вечеру опять обрасти шипастым неповоротливым панцирем, и снова стряхивать его с себя в бесконечном разнообразии Ночи.

И вечер вот-вот потечет между пальцами, как пригоршня холодного песка...

---

Хм... Какие интересные реакции рождают у некоторых людей рисунки Andersdenkende...

Интересно, а если бы он просмотрел всю папку с рисунками разом?

---

Получился совершенно нервотрепный день - чехарда на работе, чехарда и-мэйлов, событий, слов... Островком незыблемости осталась чашка кофе, уютно притулившаяся возле монитора.

Все остальное заходится в Пляске святого Витта.

Впрочем, уже почти вечер.

---

Повторно убедилась, что дневник Критика вызывает чувство глубочайшей брезгливости. Из тех людей, что любят ввязываться в споры для того, чтобы аргументированно доказать оппоненту, что дважды два - пять.

Милорд был из этой же породы.

И все же... Такие споры неконструктивны, т.к. один человек пытается что-то объяснить, что-то важное, некий вывод из тысяч слов, книг, ситуаций... А другой человек, не пытаясь понять, - просто ищет бреши в постоениях, доказывает, что и эту точку зрения тоже можно опровергнуть и вывернуть наизнанку.

---

Выбраться с утра из самой сердцевины снов, и стать обадателем: небесного коктейля со сливками с рыжим огоньком вместо кубика льда;

приятного тянущего ощущения в мышцах после вчерашнего дураковаляния с сэром Ричардом в лесу; разных утренних запахов - цветочного, мятного, кофейного, цитрусового, мускусного; вида на тихий просыпающийся лес, с его ставшими внезапно гибкими ветвями, набрякшими почками и прорезающимися листиками; целой пригоршни ритмов и нот...

Светло-голубое с белым утро...

---

Вечернее коллективное помешательство - баталия банковских сотрудников с использованием в качестве оружия свернутых в трубочки отчетов по клиентам...

Реакция все еще присутствует :-))

---

Забрела тут... Понравилось. Странные, немного кукольные, капельку анимешные, застывшие, но бесконечно живые ангелы работы Naomi.

---

Иногда приходит момент – и мы сознательно начинаем ограничивать свою свободу, ломать крылья, которые всегда так уютно располагались за спиной, отбрасывать в сторону свои интересы и устремления, казавшиеся поначалу такими важными, но потом, с течением времени, уступившие место иным приоритетам. Мы делаем это осознанно – и зачастую по одной простой причине: хочется попробовать на вкус «взрослость» и «самостоятельность». И кажется, что это совершенно необходимо в данный момент – отбросить в сторону свою «несерьезность», «бесшабашность», «легкость» и напялить на себя еще не подходящие по росту «ответственность», «умение пойти на компромисс», «обдуманность и взвешенность», «серьезность». При этом мы выбираем в спутники людей, которые последовательны и логичны, практичны до прагматизма, для которых существует работа и горстка скорбных домашних развлечений. Обманываясь ложным светом, который зажигали еще наши бабушки со всеми их «удачными замужествами», «каменными стенами», «надежными плечами» (это для внучек) и «вкусной едой, что сготовит жена», «все должна простить», «безотказностью», «мужчина – голова, женщина – шея» (это для внучков), и прочей традиционщиной, мы совершаем эту непростительную ошибку, надеясь найти ранее ускользающий смысл. А еще, наверное, после своих вольных скитаний мы ищем дом.

И мы опираемся на эти надежные плечи, вдумчиво решаем «проблемы», которые как правило являются бытовыми мелочами, готовим еду и разделяем те самые ужасающие нехитрые радости, вроде просмотра телевизора, ежевечернего прохождения сложного момента в какой-нибудь компьютерной игрушке или пития пива с друзьями своего спутника.

Сначала иллюзия обретения смысла почти полная – ведь чувствуешь себя «парой», союзом двух людей, которые действуют вдвоем, совершая слитный шаг вперед, подобно Тираноубийцам…

Потом, как редкие приливные волны, начинает накатывать тоска.

Эти попытки подладиться под другого человека – человека, как правило,совершенно иного воспитания, из другой среды, - заставляют забывать о себе, о тех вещах, что думались и чувствовались, которые уже, как ни крутись, являются составляющей твоей личности. И ты, от минуты к минуте, забываешь, как ложатся штрихи на лист бумаги, как впивается в душу звук гитары, какой восторг может вызвать только что доштудированная монография или сложный философский трактат, как хрустальные бусы фраз выходят из под пера, как может быть великолепен закат и как может ласкать утренний ветер – ты забываешь так много вещей, чтобы вписаться в неверный, призрачный образ, который когда-то искусственно поселили в твоем восприятии.

Приливы тоски случаются чаще и чаще, иногда становясь полноценной депрессией. Вечерами начинаешь метаться по дому, с тоской глядя за окно, в глубокие сумерки, под крылом которых, оказывается, «опасно гулять одной». По пальцам бежит дрожь – но Музы не живут в таких болотцах, они боятся запачкать края одежд и замочить крылья – и ты понимаешь, что у тебя нет вдохновения, чтобы рисовать. Мысли настолько закручены вокруг выживания, что не остается места для хрусталя фраз – и строчки не укрывают синей вязью чистые листы.

Потом, наверное, бывает по-разному. Либо ты привыкаешь к положению дел и перестаешь считать его таким уж жутким, позволяешь добить в себе свой золотой стержень – или не добить, а на худой конец закрасить коричневой краской, - и складываешь крылья в нафталин, стараясь не замечать жалости в глазах друзей. Либо, судорожно цепляясь за остатки своей сути, ломая ногти и пальцы, ты вылезаешь из этой ямы, и восстановив дыхание и подкопив сил, бежишь не оглядываясь – только бы подальше.

Конечно, найдутся люди, которые составят потом компанию покинутым в рукотворной зелени, под слоем ряски.

Конечно, сбежавшие будут долго зализывать раны, по детальке складывая полуразрушенный паззл сущности.

И как же банальны выводы, которые делаешь, когда наконец опять чувствуешь себя собой…