Полыханье солнца за окном - еще дневное, яростное. Но огненный дракон уже склоняет голову, и скоро уже закроет свой глаз-светило.

На пальцах уже оседает пеплом грядущий вечер, уже в глазах можно разглядеть отражение звезд и луны.

Уже хочется бежать отсюда без оглядки, в надежде, что Город и сегодня сможет зализать мои царапины и успокоить, как он делал всегда, баюкая меня на ладонях, щекоча ветром, напевая бесконечную мелодию жизни.

---

Ну вот... Настроение пристрелили. В полете. Своеобразная утиная охота...

---

*Злорадно ухмыляясь"



Только что объявили, что начиная с пяти часов в банке будут перебои с электричеством. Может быть не придется работать при свете свечей и получится уйти вовремя?

---

Очень интересно порой наблюдать, как скульптурно-точного образа дня начинает прорастать и вырисовываться лик вечера, который, пройдя несколько стадий формирования, тоже обретет ту завершенность и четкость образа.

---

Сегодня очень долго плутала в мире собственных снов, в каком-то из сумеречных миров, плела какие-то сложные мудреные интриги... Все очень фрагментарно, средневековые одежды, жемчужная сетка на волосах, зеркальце из полированного серебра, флаконы с ядами в массивном ларце... Готические башни, дома с высокими треугольными крышами, булыжник мостовой, лошади...

Я помню даже несколько лиц, и обрывки разговоров, золотую орденскую цепь (нету такого ордена в нашем мире, нету...) на плечах беседующего со мной мужчины...

Может быть, когда-нибудь я все же смогу переступить эту грань?

А потом, открыв глаза, я сразу получила с размаху залепленную пощечину солнечных лучей. В открытое окно заглядывало утро, ветерок слонялся по комнате, размышляя, побыть ли ему здесь и еще поиграть с "поющим ветром", или лететь дальше.

Вскочила на ноги, как будто меня подбросило пружиной. Тело еще просыпалось, а душа уже кружилась в танце-торнадо, я слышала только ритм и звон браслетов. Включила "Весну" Вивальди. С вдохновением варила кофе, капельку мечтала. Успела перед работой повидать лес.

Пока день развивается в ускоряющемся ритме, будто я с самого утра танцую сиртаки.

А еще - сегодня пятница.

А еще - на губах, как мотыльки, дрожат нерастраченные поцелуи, и искры на донышке глаз пляшут, как пылинки в столбе солнечного света.

А еще - нежность рождается где-то у горла, течет по сосудам и капает с пальцев.

А еще - я уже перешагнула весну, мне хочется трав, ночных купаний и утомленной зелени лета.

---

А вот теперь, пожалуй, домой... Там все еще закат полыхает оранжевыми и багряными красками, и не хотелось бы пропустить, как будет рождаться сегодняшняя ночь.

Еще сегодня будут бульвары, и кофе в Кофемании, и нежность первого поцелуя вечера, и запах Города, и лица таких же влюбленных в урбанистические вечера, и звон гитарных струн, и горько-ванильные ноты...

Работа сделана, и выпиты остатки Хеннеси, и офис уже вымер - чего же здесь еще?

Дальше - только Ночь.

Улетаю с ветром.

---

Настолько сонно, и так тихонечко перетекают мысли, что никак не могу определиться - хочу я немедленно ехать домой, или еще на работе побезобразить?

Тут, в конце-концов, есть кофе, который уже не нужно варить...

---

Вчера дочитала "Ящерицу" госпожи Ёсимото.

Один рассказ произвел сильнейшее впечатление. Как будто крючьями слова выворачивали душу наизнанку, вытряхивали глубокое, давно прошедшее, то, что когда-то имело значение, суть и смысл - а потом прошло время, и пепел лег там, где были живые травы.

Я? Не может быть. Это слишком далеко, это, наверное, совсем другая история?

Я? Нет, это, наверное, просто такое зеркало, что делает образ похожим, но иным.

Но это было так гармонично, звучало настолько в унисон, что вызвало совершенно искреннее изумление.

"Баллада Большой Реки"

---

Сегодня так яростен лес, оберегающий Ажурный Замок. Деревья сплетаются шипастыми ветками, и земля норовит разкрыться под ногами, и хляби болотные подползают ближе и ближе к путнику в надежде поймать хоть краешек его одежд; Единороги не летят, как сон ветра, между деревьями, а пытаются окрасить свои жемчужные рога красным. И ветер дует в лицо, и пламя встает на пути, и по водам бездонного рва ходят волны...

Но ни один звук не долетит до ажурной комнаты. Там так тихо сегодня, отброшены в угол музыкальные инструменты, а солнечные лучи, пробравшиеся откуда-то сверху, золотят волосы и кожу Лии. На подушках перед ней портрет-миниатюра, последнее напоминание о Том, Кто Живет В Двух Образах и о его овальных зрачках, и свиток тонкой рисовой бумаги, исписанный чьей-то каллиграфически-верной кистью... Склоняясь над свитком, разбирая причудливые иероглифы, Лия тихонечко шепчет: "Баллада большой реки"...

---

В настроение...

Спасибо любезной Сольвейг за роскошную ссылочку

---

Прогулки по Озону...

(В сопровождении долгого ехидного хихиканья над точностью перевода)



Книгопечатная продукция

Королева викингов (Mother of Kings)

Пол Андерсон (2003)

---

Вчера наблюдала замечательную картинку в метро...

Очень милая средних лет пара. Очаровательная жена, неплохо выглядящая, аккуратно подкрашенная, с салонной стрижкой, еще почти свежая шея, ухоженные, с хорошим "френчем", но - что поделать - стареющие руки, элегантно одетая, с огромным дизайнерским букетом цветов, на руке тонкое, совершенно девичье обручальное кольцо.

Он - еще вполне привлекателен и импозантен, подтянут, с великолепной осанкой, хотя уже лежат складки у губ и волосы перемешаны с серебром, одной рукой держит подарок жены (мобильник Nokia), другой крепко прижимает к себе свою половину.

Она подняла к нему лицо, обняла свободной рукой за шею... И над всем этим чудным образом журчал, переливаясь богатыми голосовыми интонациями, разговор о курсах акций и налогообложении...

Разительнейший контраст визуального и акустического восприятия :-))

---

Странное, сонное, и, по большому счету, ничем не примечательное утро... Сегодня не было рассвета, достойного любования, и облачный покров не отличается ничем примечательным - так, синяя кружевная мантилья закрывала лик неба и единственный глаз небесного дракона...

С трудом проснувшись, не открывая глаз сварив кофе и прогулявшись с сэром Ричардом, я с таким же сонным видом отправилась на работу.

Все мысли еще во вчера.

В ночных прогулках, возле летящей по небу полной огромной луны, в мягком дыхании Ночи в затылок, в тепле рук и глаз, в танце душ, тихом звучании слов, которые были не так уж нужны, в смехе, который подхватывал ветер и уносил на своих крыльях...

---

Вечер склонил ко мне лицо и зашептал на ухо что-то лихорадочное, страстно-нежное, сверкая звездами глаз из под облачных ресниц. Глядя на болтающийся у него на шее кулон-луну, еще бледную в сумеречном свете, я поняла, что противиться такому страстному зову нельзя, что Вечер ждет меня там, за пределами офиса, и я не могу оставить его одного во время его метаморфоза в Ночь...

Вечер улыбнулся, глянул через плечо, и мне померещился образ желтых глаз моей Музы.

Раскинув руки, танцуя, лечу вместе с ветром, кружить хоровод с моим Городом, Вечером и Желтоглазой...

---

Влюбляясь в город...

Один из текстов, которыми хочется неудержимо делиться с окружающими:



Гордый, жестокий, вечно меняющийся и эфемерный град – мы пришли сюда в те времена, когда сердца наши были переполнены, кровь кипела от страсти, мозг пылал огнем: бескрайний и изменчивый град, непостоянный град, волшебная цитадель миллионоликого времени – о! бесконечная река и древняя скала, сюда стремится жизнь, она течет перед нами, неузнаваемо изменяясь, и мы приходим сюда, как всякий юноша, с таким сумасшедшим пылом, с такой безумной надеждой ради чего?

Чтобы поглотить тебя, ветвь, и корень, и древо; чтобы пожрать тебя, золотой плод могущества, и любви, и счастья; чтобы вобрать тебя до истоков, река, и шпиль, и скала, и достичь твоих железных корней; чтобы похоронить в себе навеки гигантское переплетение твоих мостовых, по которым ступали биллионы ног, непостижимую паутину и память темного миллионоликого времени.

И что же осталось теперь от нашего безумия, жажды и муки? Что дал ты, призрак, предмет наших сияющих надежд, тем, кто хотел познать твои сокровенные думы, добраться до твоих глубинных истоков, у кого ты отнял силы, пыл и чистоту юности?

Что мы взяли от тебя, неуловимый Протей, фантом времени? Что запомнили мы из миллиона твоих образов, из миллиарда твоих хитросплетений случая и числа, из слепой ярости твоих безымянных дней, животного оцепенения тысячи твоих улиц и мостовых? Что из виденного и слышанного останется с нами навеки?

Гигантский град, мы не взяли с собой ничего, ни щепотки твоей уличной пыли, мы не запечатлели своих изображений на твоей железной груди, не оставили ни единого следа своих подошв на булыжнике твоего сердца. Все, даже воздух, которым мы дышали, отнято у нас, река жизни и времени протекла сквозь пальцы, и мы не удержали ничего, что может утолить голод и страсть, кроме гордых и трепетных мгновений, одного за другим. Миновав вереницу попранных и забытых слов, отряхнув с ног прах вчерашнего дня, мы родились вновь, чтобы пройти через тысячу жизней и смертей, и были навеки оставлены наедине со своей увядающей плотью и навязчивыми обрывочными воспоминаниями, со всем этим пестрым грузом важных событий и мелочей, которые прошли и тут же растаяли, и никогда не забудутся, и тех незваных призраков и загадочных гостей из прошлого, которые живут в нашем сознании вместе с гордыми, таинственными образами любви и смерти.

Лист, который трепыхается на ветке в конце октября, шорох газеты, гонимой ветром по улице, облако, которое приплыло и исчезло, затмив на миг апрельское солнце. И забытый смех ушедших людей на ночных улицах, лицо в окне встречного поезда, дом, где выросла наша любимая, пламя костра, у которого греется замерзший бродяга, вздутые вены на руке старика, перистая листва незнакомого дерева, рассвет на городском проспекте в мае месяце, чей-то выкрик в ночи, и потом тишина; и песня, которую напевала женщина, и слова, которые она произнесла в сумерках перед тем, как уйти, воспоминание о рухнувшей стене, о пыльной зияющей пустоте развалин дома, где обитала любовь, отпечаток мальчишеского кулака на раскрошившейся штукатурке, бренный след, забытый и незаметный в вечном многообразии жизни, как те муки, безумие и боль в сердце, что породили его,– вот все, что мы взяли от тебя, чугунноликий град, и это принадлежит нам и навеки ушло от нас,– так ветер уносит листья, так растворяются призраки времени, так вечная река течет во тьме мимо нас навстречу морю.

Река, этот поток струящихся вод: ночью заливает она впадины земли. Ночью пьет она темное время, тайное время. Ночью пьет река из глубокого, бурного потока темное тайное время. Ночью осушает река поток, глубокий бурный поток темных вод времени, чавкая и скаля зубы, с глубокими вздохами, жадно причмокивая, заливают эти воды впадины земли. И вот приходят они, темногривые жеребцы, дети морских коней.

Они приходят! Зовут корабли! Скакуны ночи, кони моря плывут сюда, и развеваются их темные гривы. И вечно течет река. Глубокая, словно воды времени и памяти, глубокая, словно воды сна, течет река.

И вот они – корабли! Разве не слышали мы кораблей? (Разве не слышали мы, как могучие корабли спускаются по реке? Разве не слышали, как могучие корабли выходят в море?)

И раздаются могучие гудки сирен. Разве не слышали мы этих сирен? Разве не слышали сирен на реке? (Сбруя великолепных коней на реке. Далекий грохот копыт на земле.)

И вот оно – время. (Разве не слышали мы волшебного времени, тайного времени, волшебного и печального времени? Разве не слышали тайного времени, волшебного времени, тайного и неспешного течения времени, струй времени на реке?)

И в ночную пору, во тьме, в дремотной тишине земли разве не слышали мы реки, чудесной и бессмертной реки, хранительницы магической тайны времени?

Она течет, храня биение времени, она будет течь, храня биение сердец всех живущих, спящих, ушедших и бодрствующих, она течет, храня миллионы волшебных, таинственных мгновений нашей жизни. Хранительница надежд, безумия и страстей нашей юности, течет она, днем и во тьме, с неутолимой жадностью пьет материк, растворяя в своих водах землю, как растворяет она в своих водах часы и мгновения нашей жизни, плещется о борта кораблей, кипит, разбиваясь о старые, обросшие водорослями верфи, скользит, словно время и тишь, мимо гигантского утеса града, баюкает в своих струях каменный остров жизни, потемневшая от земных нечистот, густая от нашей грязи, смывающая наши пятна, полноводная, зловонная, прекрасная и бесконечная, как сама жизнь, как все живое, течет она мимо нас, мимо нас, мимо нас, к морю!



(с) Томас Вулф. Город.

---

Подобен сверканью моей души блеск моего клинка:

Разящий, он в битве незаменим, он - радость для смельчака.

Как струи воды в полыханье огня, отливы его ярки,

И как талисманов старинных резьба, прожилки его тонки.

А если захочешь ты распознать его настоящий цвет -

Волна переливов обманет глаза, будто смеясь в ответ.

Он тонок и длинен, изящен и строг, он - гордость моих очей.

Он светится радугой, он блестит, струящийся, как ручей.

Живой, я живые тела крушу; стальной, ты крушишь металл -

И, значит, против своей родни каждый из нас восстал.



О.Л.

---

Одержав блистательную победу в баталии с собственной ленью, Шелл все же перемыла чашки и сварила кофе.

И дразнящий, многогранный, вожделенный запах кофе поплыл, грациозно огибая предметы, по комнате.

Джезвочка на керамической подставочке с подогревом, маленькая чашка красно-рыжих оттенков, итальянский мокко...

Не думаю, что после кофе захочется работать.

---

Как кстати...

Читатель книг, и я хотел найти

Мой тихий рай в покорности сознанья,

Я их любил, те странные пути,

Где нет надежд и нет воспоминанья.



Неутомимо плыть ручьями строк,

В проливы глав вступать нетерпеливо

И наблюдать, как пенится поток,

И слушать гул идущего прилива!



Но вечером… О, как она страшна,

Ночная тень за шкафом, за киотом,

И маятник, недвижный как луна,

Что светит над мерцающим болотом!



Н.Г.

---

Тихо-тихо падают в ладони капли времени. Звучат, но сегодня их звон тише обычного.

Время течет, и уплывает между пальцами, но ладони остаются сухими - только стареет кожа, желтеют и грубеют ракушки ногтей и сетка морщин и пятен покрывает тыльные стороны рук.

Эти капли отражают свет, и их блеск ярок и радужен - но он выжигает глаза, и они блекнут и начинают слезиться.

Текучее время горчит, и, когда пробуешь его на вкус, складки ложатся у губ, становясь с каждой упавшей каплей все глубже и резче.

Склоняясь к озерку ушедшего, смотришь на отражения и образы, не в силах побороть магическую притягательность былого, и время, пользуясь моментом, сгибает и клонит твою спину, скручивает суставы...

Оно почти радиоактивно - когда пребываешь во времени оно исподволь проникает внутрь, и поражает смертоносными лучиками клетки, и дарит болезни.

Тихо-тихо падают в ладони капли времени.

В бесконечно-прекрасном потоке мы слышим зовы и мелодии, видим манящие образы, вновь находим самое дорогое...

Отвлечься и уйти? О, нет!

---

Глинтвейну хочется... Собственноручно сваренного, с гвоздичками, кардамоном и корицей, с лимонной и апельсиновой цедрой и тонким ломтиком кислого яблока...

Алой крови виноградной лозы, согретой живым огнем, с вложенной в нее частью человеческой души, заключенной в резной хрусталь...

Призванной согревать вечера межсезонья, уравновешивать ветер и дождь...

Огоньков свечей, и тишины, и строк, и тихой песни весны за окном...

И еще - плача гитары под нервными пальцами, звуков и голоса...



Одним словом - работать не хочу. :-)