Я иду на запах огня, свет воды и тепло земли
События низались на пальцы одно за другим, как перстни. Не важные, на мой взгляд, события, просто - моменты, искры, случайности, то, что является противоположностью "не-действию".
Места, люди, вкусы, запахи, воздух, антуражи, манеры поведения, маски и голые нервы, мягкая сонность и гиперактивность... скользишь, как в слаломе, обходя то один флажок, то другой, а скорость все нарастает...
Мы были в зоопарке, и неподвижность моего взгляда могла перекреститься с такой же неподвижностью взгляда больших кошек. Поток восприятия: шум и зелень, гвалт глуповатых водоплавающих птиц, режущий ухо вопль фламинго, ноздри, дрогнувшие от резкого и сладкого запаха киангов, насмешка гиеновидной собаки, темнота и шорох в павильоне ночных животных, стремительные перемещения нильских крыланов... Странные впечатления, тот день был нервным, в тот день постоянно звонили с работы, требуя разъяснений, подсказок, помощи. Из зоопарка добрались пешком до Сильверса, всего лишь чтобы окунуться в бархатистость вкуса Гиннесса, в нюансы вкуса мяса в меду, в табачный дым, в гул голосов.
Утренние и вечерние звонки на мобильный, образ, не виденный прежде. Закипающий кофе из "толедских запасов", рисунок, выплывающий из под черной гелевой ручки - обрыв, сосна, птицы... "Места прекраснее не видал я в этой жизни..." Вьющийся, как табачный дымок, разговор, улыбка, улыбка, сгущающиеся сумерки, нарезанные тонкими ломтиками персики на блюдце, белый вермут, свечи.
Ома и Хельгус, явившиеся в гости. Собирались к трем, приехали к восьми, но это же мелочи, верно? Позабавил диалог: "У этого человека совершенно нет чувства момента, когда надо собраться и ехать домой" -- "Ома, ты, по-моему, единственный человек в этом доме, у кого это чувство есть"
Потом... "Шоколадница" на Мясницкой. Не понравилась.
Пропуская дни - презентация у Краевского. Книжка лежит дома, подманивая буковками на корешке, и ждет, пока я дочитаю выданный в доме у Энди талмуд.
Кверти и Лиса, горилка, сигареты, прочитанный вслух рассказик Пелевина "Акико", курица, рецепт которой получил импровизированное название "Полет", а саму "горячую женщину" почти сразу перекрестили в Акико, что не помешало ее с должной скоростью употребить.
Другая Шоколадница, на Старом Арбате. Было около полудня, я располагала парой часов свободного времени, как раз перед этим я поймала изумительное ощущение, которого не испытывала минимум десять лет: будто я удрала в школе с уроков и просто брожу по городу, сжигая в ладонях неожиданно выпавшее на мою долю свободное время.
Спустившись в нижний зал (который для курящих), я с радостью поняла, что я там совершенно одна - и за тот час, что я там просидела, внизу так никто и не появился, кроме бесшумно передвигающейся молчаливой официантки. Айриш кофе - на грани допустимой крепости. Очень крепкий кофе, виски - на грани, еще десятью каплями больше и было бы уже не вкусно, взбитые сливки и несколько кофейных зерен на них...
Айриш кофе стремится в этом сентябре вытеснить глинтвейн и стать моим нынешним "напитком для осени".
Шелестящий тихий голос в телефонной трубке, объявивший, что терпеливо дожидающийся меня токай все же был вскрыт и употреблен по причине угрызений совести.
Бене и Наташка, почти мимолетно, на Старом Арбате.
Флакон Гуччи Раш.
Прогулка по городу, только вдвоем, фотографии на Яузе и возле Котлов, обед в Мельнике, жуткое серое здание с мемориальной доской, гласящей, что в этом доме жил в свое время Есенин. Засахаренное название "Померанцев переулок". Набережные, набережные, свежее дыхание Москва-реки, солнце, выхватывающее то одно, то другое здание, вспыхивающее неожиданно на куполах, странное дерево, которое мы когда-то давно видели зимой, сейчас, летом, оказалось рябиной, корявой, изломанной, жутковатой, но вполне живой.
Именины, тихонько отпразднованные в Последней Капле. Тонкая нотка граппы, доносящаяся с другой стороны стола, бесконечно вкусный Айриш Кофе, старые купюры, спрятанные под стекло, лампы на железных цепях, желтых глаз тепло - такое дорогое в сердце осени, улыбки, скользящие по губам и теплая дрема, норовящая устроиться на ресницах...
Места, люди, вкусы, запахи, воздух, антуражи, манеры поведения, маски и голые нервы, мягкая сонность и гиперактивность... скользишь, как в слаломе, обходя то один флажок, то другой, а скорость все нарастает...
Мы были в зоопарке, и неподвижность моего взгляда могла перекреститься с такой же неподвижностью взгляда больших кошек. Поток восприятия: шум и зелень, гвалт глуповатых водоплавающих птиц, режущий ухо вопль фламинго, ноздри, дрогнувшие от резкого и сладкого запаха киангов, насмешка гиеновидной собаки, темнота и шорох в павильоне ночных животных, стремительные перемещения нильских крыланов... Странные впечатления, тот день был нервным, в тот день постоянно звонили с работы, требуя разъяснений, подсказок, помощи. Из зоопарка добрались пешком до Сильверса, всего лишь чтобы окунуться в бархатистость вкуса Гиннесса, в нюансы вкуса мяса в меду, в табачный дым, в гул голосов.
Утренние и вечерние звонки на мобильный, образ, не виденный прежде. Закипающий кофе из "толедских запасов", рисунок, выплывающий из под черной гелевой ручки - обрыв, сосна, птицы... "Места прекраснее не видал я в этой жизни..." Вьющийся, как табачный дымок, разговор, улыбка, улыбка, сгущающиеся сумерки, нарезанные тонкими ломтиками персики на блюдце, белый вермут, свечи.
Ома и Хельгус, явившиеся в гости. Собирались к трем, приехали к восьми, но это же мелочи, верно? Позабавил диалог: "У этого человека совершенно нет чувства момента, когда надо собраться и ехать домой" -- "Ома, ты, по-моему, единственный человек в этом доме, у кого это чувство есть"
Потом... "Шоколадница" на Мясницкой. Не понравилась.
Пропуская дни - презентация у Краевского. Книжка лежит дома, подманивая буковками на корешке, и ждет, пока я дочитаю выданный в доме у Энди талмуд.
Кверти и Лиса, горилка, сигареты, прочитанный вслух рассказик Пелевина "Акико", курица, рецепт которой получил импровизированное название "Полет", а саму "горячую женщину" почти сразу перекрестили в Акико, что не помешало ее с должной скоростью употребить.
Другая Шоколадница, на Старом Арбате. Было около полудня, я располагала парой часов свободного времени, как раз перед этим я поймала изумительное ощущение, которого не испытывала минимум десять лет: будто я удрала в школе с уроков и просто брожу по городу, сжигая в ладонях неожиданно выпавшее на мою долю свободное время.
Спустившись в нижний зал (который для курящих), я с радостью поняла, что я там совершенно одна - и за тот час, что я там просидела, внизу так никто и не появился, кроме бесшумно передвигающейся молчаливой официантки. Айриш кофе - на грани допустимой крепости. Очень крепкий кофе, виски - на грани, еще десятью каплями больше и было бы уже не вкусно, взбитые сливки и несколько кофейных зерен на них...
Айриш кофе стремится в этом сентябре вытеснить глинтвейн и стать моим нынешним "напитком для осени".
Шелестящий тихий голос в телефонной трубке, объявивший, что терпеливо дожидающийся меня токай все же был вскрыт и употреблен по причине угрызений совести.
Бене и Наташка, почти мимолетно, на Старом Арбате.
Флакон Гуччи Раш.
Прогулка по городу, только вдвоем, фотографии на Яузе и возле Котлов, обед в Мельнике, жуткое серое здание с мемориальной доской, гласящей, что в этом доме жил в свое время Есенин. Засахаренное название "Померанцев переулок". Набережные, набережные, свежее дыхание Москва-реки, солнце, выхватывающее то одно, то другое здание, вспыхивающее неожиданно на куполах, странное дерево, которое мы когда-то давно видели зимой, сейчас, летом, оказалось рябиной, корявой, изломанной, жутковатой, но вполне живой.
Именины, тихонько отпразднованные в Последней Капле. Тонкая нотка граппы, доносящаяся с другой стороны стола, бесконечно вкусный Айриш Кофе, старые купюры, спрятанные под стекло, лампы на железных цепях, желтых глаз тепло - такое дорогое в сердце осени, улыбки, скользящие по губам и теплая дрема, норовящая устроиться на ресницах...