Невыспавшееся понедельничное утро после удавшихся выходных. Прилетевшее на желтом листе, на крыле ветра, в дождевом плаще... Воздух пахнет смертью листвы, воздух пахнет дождем, землей, скорым снегом; воздух пахнет покоем и тишиной.

После слившихся воедино вечера пятницы, субботы, воскресенья - замершее в самолюбовании утро...

Мне не хочется ничего говорить... сейчас.

Ода свободным дням будет позже

---

От сегодняшнего дня - болезненного и нервного - только вечер.

Сумерки уже затопили мой город, можно завершать дела и нырять в эту чернильно-синюю муть, в сполохи огней, наматывать на руки ленты резкого ветра.

Мне любопытно, во что превратятся эти выходные.

Не хочу придумывать, не хочу подглядывать в возможные вероятности.

Отпущу на самотек. Пусть будет как будет.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Холодно... Небо откликнулось на настроение и стало ровно-серым, укрыв слезинки за пологом облаков. Октябрь вдруг потерял цвета и запахи, остался только ветер хлещущий по щекам и щедро раздающий подзатыльники.

Сбегу сегодня с работы пораньше, может быть этот ветер сможет выдуть ненужную шелуху из души и мыслей.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зато нашла точную дату того, когда мы в последний раз были у Ведьмочки Мяу. Никакой это был не февраль, и даже не начало марта. Это было одиннадцатого апреля, когда ровно через неделю после четвертого перепраздновался Ведьмочкин День рождения.

Встречались где-то на Третьяковке, если мне не изменяет память, в руках несла пакет с литровой бутылкой мартини, а на плече была гитара.

И (вспомнила!) это был именно тот вечер, когда ко мне неожиданно нагрянула домой Рыжая Кобыла с Колокольчиками, просто потому, что пробегала мимо - один из ее племянников учится в Архитектурном Колледже, она приезжала на родительское собрание.

Любопытный день.

И, похоже, тот эпизод, что мы вспоминали между ночью и утром, относился не к этому дню...

---

Не хочу ни о чем писать. Растворяюсь в этой осени, меня лихорадит от надвигающегося полнолуния - даже сейчас, днем; восприятие обострилось до болезненных крайностей...

Губы солоноватые, как после купания в море.

В зеленых акварельных мазках глаз - смесь лени и сумасшедших искорок.

К крови будто примешали пряностей, болотных огоньков, первых октябрьских льдинок, запаха трав, голоса ветра.

Все что вокруг - идет сквозь.

Растворена в этом дне и в грядущей ночи.

---

На ладони шипят и щерятся два маленьких дракончика - красный и синий. Очень злобные малютки, в янтарных глазенках так и пляшут искры.

Пара дракончиков, видимых только через опущенные веки...

Спрячу в кулаке, довезу в кармане до дома и выпущу в комнате - давно пора было завести пару маленьких стражей...

---

Скинув туфли и подобрав под себя ноги, развернув плечи и выпрямившись струной, надев на лицо невозмутимую маску неподвижности черт, бездельничаю, комфортно разместившись в офисном кресле. Ноздри щекочет запах свежесваренного кофе, вазочку с миниатюрными зефирками и пузатую рюмку с Хеннеси я предусмотрительно расположила в пределах досягаемости.

Дела на сегодня закончились. Конечно, всегда есть шанс, что на стол накидает вечным офисным ветром еще десяток другой перелетных бумажек, но, по ощущениям, у меня есть все шансы побездельничать часа три, то есть аккурат до конца рабочего дня.

Чуть закинув голову, из под полуприкрытых век скольжу глазами по нехитрой офисной обстановке, по вороху безделушек со всего мира, обживавших мой рабочий стол в течение нескольких лет, по фотографиям и непритязательным канцелярским принадлежностям, по пестрым окошкам на мониторе.

Впрочем, глаза пока и вовсе можно закрыть. И плавно, неспешно, грациозно потянуться мыслью сначала к дому, чтобы ощутить, что зверь спит сном праведных, а домовые не шалят, и к Музе, чтобы поймать тень головной боли и усталости.

Домовая шушера, устрашенная вчерашней головомойкой (слыхано ли дело - распуститься настолько, чтобы пускать домой дурные сны?) сегодня стерегла изголовья так ответственно, что я совсем не помню снов.

Хочется уже окунуться в ветренный октябрьский вечер, в ранние индиговые сумерки, в тихий разговор, почувствовать прикосновение теплых пальцев к запястью, ненадолго поддаться гипнотическому мельканию городских огней...

Хочется попасть в лес в конце недели, ближе к полнолунию, поймать ощущение "шерсти дыбом" от той активности, которую развивает лес собираясь на покой в предвкушении зимы, поводить ладонью по липовой и дубовой коре, побродить, постоянно слыша вокруг выставленных в эскорт сопровождающих-шуршунчиков, и любопытных и равнодушных в одно и то же время; встряхнуться, вбирая в себя отстраненность глядящих свысока старых деревьев и пропитываясь непередаваемым осенним запахом, в котором смешались ноты умирающей травы, листьев, ослабевших и замерзших на ветру, земли, что так часто и глубоко дышит сейчас, перед тем, как потерять дыхание в ледяном плену, острую приятную ноту тления и - бес его знает почему - чуть ощутимый нюанс каких-то сухофруктов.

---

...терпкий ладан октябрьской луны...

Луна почти полная. Еще несколько дней и полностью открывшийся желтый глаз уставится прямо в душу, в мысли, доберется до корней, я пропитаюсь луной, как дождями этой осени, как льдинками в середине зимы, как пыльцой по весне, как солнечным жаром в июле.

Этот октябрь оказался мне ближе сентября. Холоднее, бесцветнее и призрачнее, чем сентябрь, - расцветившийся и размякший в люльке бабьего лета.

Этот октябрь агрессивный и хищный - даже осенние листья бросаются на тебя так, будто хотят напиться твоей крови, царапают руки, бьются о стекла авто, подобно летучим мышам ищут что-то в темноте ночи, там и сям мелькая в пятнах фонарного света.

Этот октябрь - с глазами цвета старого льда, и длинные пряди его волос цвета потемневшего от времени серебра треплет господин Северный Ветер.

Этот октябрь дует в лицо, хрипло шепчет и вечерами щедро рассыпает семена тревожных снов над ложами спящих.

Этот октябрь поит меня силой из маленькой каменной чашки, криво улыбается в ответ на мои улыбки, и, как может, развлекает меня, складывая на земле у меня под ногами причудливые мозаики из разноцветных листьев, указывая мне на образы, сквозящие в облаках и руны, читающиеся в пересечениях уже облетевших ветвей, шепчет о том, как замерзает вода, поет свистом и ревом ветра...

А я чуточку грущу и думаю, что еще ни разу у меня не было романа с Октябрем....

---

Дождь падает на город - уже не такой как с утра, а холодный, бросающий капли в лицо, недобрый. Тяжелые капли сбивают непрочно держащиеся на ветвях листья, уже слетевшие - прижимают к асфальту, делая их похожими на размокшую желтую бумагу с разводами черной туши.

Дел - минут на пятнадцать. Оставшиеся "хвосты".

И еще улыбаюсь: Осени, которая норовит испугать меня природными недоразумениями, тебе, хотя до тебя так далеко, и чуточку - самой себе.

Главное - не потеряться в ближайший час. И не потерять блуждающую по губам улыбку.

---

Наполовину в снах, наполовину в реальности открыть глаза в темноту ночи, прислушаться к тихим шорохам ночного дома. Ты спишь? Нет.

В зрачках мелькает тревога, как пойманная птица, заполошно всплескивая крыльями. Теплыми ладонями - к себе. Не тревожься, о, не тревожься, я посторожу твои сны, прогоню кошмары и не позволю одиночеству трогать острым когтем твое сердце. Что же тебе снилось по недосмотру домашних и ночных божков, что они пустили сюда? Или это были мои сны, которые перепутали, к кому идти?

Хочешь соку?

---

Вчера на Город упала туча. Плыла над землей, подустала - а, может быть, у нее свело судорогой крылья - и она, потеряв опору, что давал ей ветер, очутилась на земле. Туча была очень недовольна своим положением, шипела, бурчала и кидалась водяными холодными брызгами. Но ее снова приласкал ветер, и, мало помалу, за ночь, она снова поднялась в небо, а теперь мстит городу - свидетелю ее позора - дождем...

Впрочем, вчерашнее тучкино хулиганство оказалось на руку - слишком удачно получилось: вернуться домой замерзшей и продрогшей и получить большую кружку с крепчайшим обжигающим айриш-кофе - что могло быть уместнее?

По городу бродит упрямый теплый ветер, гладит теплыми ладонями по щекам, согревает капли летящего с небес дождя, откидывает с дорожек мокрые желтые листья. Небо похоже на текучую воду, и по цвету, и по переменчивости - пленка бело-голубых, как молоко небесной коровы, облаков постоянно меняется, течет, как дым, как волна, как холодный огонь... кажется, что город спрятали в капле воды...

---

Финишная прямая безумного офисного денька. То и дело кошусь на медленно, непростительно медленно сменяющиеся циферки настольных часов.

Хочется...

Ну, айриш-кофе хочется перманентно, единственная радость, что в сумке болтается литровая бутылка Джемисона, айриш кофе можно и дома изобразить, если на меня не нападет приступ склероза и я не забуду купить взбитых сливок. Будет большая желтая чайная кружка с айриш-кофе.

Хочется холодного ветра вперемешку с сорванными с деревьев листьями. Хмурого неба, с тем самым тягостным свинцовым оттенком, на фоне которого даже самые серые здания приобретают некую красочность.

Мокрого асфальта под ногами и стука собственных каблуков.

Картинок, мелькающих за окнами машины.

Шороха шин и табачного дыма, вылетающего в щелку приопущенного стекла.

Прикосновения моих холодных пальцев к теплым, не моим.

Хочется носом в плечо и домашнего тепла после уличного холода.

Тихой музыки и какую-нибудь книжку.

И не глядя знать, что ты улыбаешься...

---

Читала пост про мой бесценный М-сити, про серый, тяжелый, но все же очень нежный и чертовски красивый город.

Ругательный, критический пост.

Позабавилась.

Одни люди, приезжая в Москву, видят только блеск.

Другие - только дерьмо.

Процентов десять-пятнадцать - и то, и другое.

А я тут просто живу. Можно даже мерзко, по снобски, вздернуть нос и пересчитать все семь поколений моих предков, которые тоже жили в Москве. И заработать еще один упрек в пресловутом "московском снобизме", о котором я так часто слышу, но, простите, не видела еще ни разу.

И, честно говоря - мне уже плевать на то, что думают из-за пределов этого города про М-сити в целом и меня в частности. Тысячи раз выслушать, что этот город - вампир, что его население - сплошь снобы, что все это дешевка и мишура, что сие есть бескультурие и дурновкусица, что тут куда не плюнь - дурочки, удачно продавшие себя за хорошие деньги, но не удосужившиеся прочесть ничего, кроме десятка любовных романов; мужики в золотых цепях, сопоставимых с якорными, сделавшие деньги, но не сумевшие купить корней и манер и прочее, прочее, прочее... Плевать надо тоже умеючи. Или выборочно. Чтобы не только в такие образчики попадать. Хотя... угодно видеть именно это - глядите, Москва щедра на представления.

Только - прошу - хоть изредка снимайте шоры.

---

В выходные добрались-таки до Дэна и Ведьмочки Мяу. Посчитались и решили, что не так уж давно мы не виделись - где-то с конца февраля или начала марта.

Коротко стриженный Дэн. Ведьмочка со взъерошенными бело-красными волосами и коготками цвета "темный бордо", украшенными тоненькими цепочками.

Смена дислокации - Выхино на Ясенево. В Ясеневской квартире, используемой раньше в основном для посиделок и расп(и/е)валок, стало тише, светлее и чище.

Сначала - преотвратное место. Что-то неоново-розовое по ощущениям, хотя, конечно, не только розовое - еще кислотно-зеленое. Слишком сильно раскрашенные официантки, слишком откровенные взгляды, разворачивающийся вокруг непрерывный съем, забитый не слишком успешными танцорами танцпол. Девушка, выскользнувшая из т.н. вип-зоны, весьма условно одетая, невероятно хорошенькая с неглупым личиком - вызвала у меня налет сожаления.

Маргерита, которую сделали с солью. Лонг-Айленд с трипл-секом вместо куантро. Темный ром, который ничем, кроме льда, не смогли испортить, слава богам.

Терпеть не могу таких мест.

Сонная Ведьмочка, сонная я, мартини с соком, налитый (о ужас!) на донышко пивных литровых кружек за отсутствием другой пригодной для этого посуды.

Желтоглазая Муза, которая все же спела мне про лето.

Поющий Дэн...

Гитара - старенькая, но с приятным, мягким, бархатным звуком гитара передавалась из рук в руки. Дым пытался преодолеть сопротивление ветерка и вылететь в окно.

Свернувшись клубочком уснула на диване ближе к четырем утра, потом смутные воспоминания о прикосновении легких пальцев к плечу, об объятии, о честном предупреждении хозяев дома, что входную дверь они заперли на ключ, а ключ спрятали, поэтому мы не сможем, как обычно, потихоньку улизнуть с утра.

Слова... всего две реплики, очень важные - похоже для обоих.

И сонный следующий день, почти полностью в горизонтальном положении, с чашкой чаю, за просмотром каких-то уже ставших привычными фильмов, за вяло протекающим разговором, в тепле соприкоснувшихся рук...

---

Туман... Второе утро, затянутое изумительным, переменчивым, обманчивым туманом.

Туман - это волшебство, а волшебство имеет больше отношения к эмоциям, нежели к сфере разума.

Мне же надо думать, думать, быть на гребне, изворачиваться, просчитывать...

Отравленная в выходные шпилькой, все еще улавливая тень боли, зачарованная туманом - капризничаю и ною сама с собой, что не хочу сегодня работать, что можно было вызвать врача и провести весь день в сонном зашторенном полумраке комнаты, в сладкой полудреме просыпаясь только для того, чтобы сотворить себе еще одну чашку ланкийского чаю и снова нырнуть в Алям аль-Миталь.

Другая половина Шелл усмехается, и указывает на непочатый край дел, на забавные внутрикорпоративные мелочи и на прочие радости жизни.

Сил для работы более чем достаточно.

Главное - не выдохнуться слишком рано - после таких-то выходных :-)

---

К вечеру пяницы откуда-то появились силы и исправилось настроение, такое ощущение, что меня напоили жизненной эссенцией.

Или это сорок седьмое дыхание открылось?

Или предвкушение айриш-кофе?



Энергии - целое море. И благо (в первый раз за неделю - благо), что есть к чему ее приложить, ибо количество работы в последнее время является константой, - ни меньше, ни больше, ровно столько же, но и этого "столько же" более чем достаточно.

Еще...

Еще я пью кофе, который ко мне охладел, и чуточку скучаю.

Сумасшедший день...

---

Дракон. Вранье. У меня холодная кровь, но даже я обиделся бы. Страшно вам?

Ланцелот. Нет.

Дракон. Вранье, вранье. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.

Ланцелот. И все-таки они люди.

Дракон. Это снаружи.

Ланцелот. Нет.

Дракон. Если бы ты увидел их души -- ох, задрожал бы.

Ланцелот. Нет.

Дракон. Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам - человек околеет. А душу разорвешь - станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.

Ланцелот. Это ваше счастье.

Дракон. Как так?

Ланцелот. Люди испугались бы, увидев своими глазами, во что превратились их души. Они на смерть пошли бы, а не остались покоренным народом. Кто бы тогда кормил вас?

Дракон. Черт его знает, может быть, вы и правы. Ну что ж, начнем?

Ланцелот. Давайте.

(с) Е.Ш.

---

Драконы и дракончики... Маленькие и большие, говорящие и лишенные дара речи, мудрые и туповатые, красные, зеленые, бронзовые, золотые, черные, огнедышашие и лишенные этой возможности, летающие и ползучие, гидры и прочие виверны...

Есть любимцы. Есть те, к кому остаешься равнодушным.

Родня Змеям. И тому самому змею тоже.

Переплетение судеб...



Дракон. Вы знаете, в какой день я появился на свет?

Ланцелот. В несчастный.

Дракон. В день страшной битвы. В тот день сам Аттила потерпел поражение, - вам понятно, сколько воинов надо было уложить для этого? Земля пропиталась кровью. Листья на деревьях к полуночи стали коричневыми. К рассвету огромные черные грибы - они называются гробовики - выросли под деревьями. А вслед за ними из-под земли выполз я. Я - сын войны. Война - это я. Кровь мертвых гуннов течет в моих жилах, - это холодная кровь. В бою я холоден, спокоен и точен.

(с) Е.Ш.