Очень хочется в лес, окунуться в синеватые сумерки и запах, в живые токи энергии, в ощущения... Побродить меж деревьев, прикасаясь ладонью то к листу, то к морщинистой коже-коре, посидеть на плотине, ежась от сырости, вплетая в тяжелый воздух огненную легкость табачного дыма...

И разговора, что вился бы между пальцами, дуэта голосов, диалога душ...

---

Синее небо, Господи, это когда у Тебя хорошее настроение?

Надя, 3 кл.



Если принять за основу то, что устами младенца глаголет истина, то можно сделать вывод, что депрессуем вместе и поотдельности не только мы, но и небесное божество. По крайней мере, при виде Москвы депрессия его накатывает с невероятной силой...

---

"ПОРАЖЕНИЕ"

О Поражение, мое Поражение, одиночество и отчужденность,

Ты мне дороже тысяч и тысяч побед,

Слаще для сердца, чем вся слава мира.

О Поражение, мое Поражение, познание себя и вызов.

В тебе я вижу, что я еще молод, и легок мой шаг,

И я избегну ловушки вянущих лавров.

В тебе я нашел умение испытывать счастье наедине с собою.

В тебе я нашел радость отверженного и презренного всеми.

О Поражение, мое Поражение, блистающий меч и щит,

В твоих глазах я прочел:

Взойти на трон - значит продаться в рабство,

Быть понятым - значит стать вровень со всеми,

А быть осознанным - значит достигнуть предела

И спелым яблоком пасть на потребу толпе.

О Поражение, мое Поражение, смелый мой спутник,

Только ты станешь внимать моим песням, слезам, молчанью,

Только ты мне расскажешь о взмахе крыльев,

О нетерпении морей,

О горах, горящих в ночи,

Только ты взойдешь на вершину крутой, скалистой души.

О Поражение, мое Поражение, бессмертная моя храбрость,

Мы с тобой засмеемся с грозой заодно,

Мы с тобой похороним все, что умерло в нас,

И встанем под солнцем, исполнясь волей,

Вселяя страх.



Джебран Халиль Джебран

---

Единственная вещь, которая радует этим летом неизменно - оттенок листвы. Темный, насыщенный, листья чисты от постоянных дождей. Пушистые лапы лиственниц еще темнее, и только на кончиках веток - ярко зеленые точки молодой хвои.

Дождь... Сегодня в очередной раз пробираясь меж сочащихся, казалось бы, из самого воздуха капель, вспомнила "Хромую судьбу" и Город, где постоянно шел дождь.



-Это все дожди, - сказал Голем. - Мы дышим водой. Но мы не рыбы, мы либо умрем, либо уйдем отсюда. - Он серьезно и печально глядел на Виктора.

-А дождь будет падать на пустой город, размывая мостовые, сочиться сквозь гнилые крыши... Потом смоет все, растворит город в первобытной земле, но не остановится, а будет падать и падать...

-Апокалипсис, -- проговорил Виктор, чтобы что-нибудь сказать.

-Да, апокалипсис... Будет падать и падать, а потом земля напитается, и взойдет новый посев, каких раньше не бывало, и не будет плевел среди сплошных злаков. Но не будет и нас, чтобы насладиться новой вселенной.(с)

---

Тепло и тишина... Свежий ветерок гуляет по комнате, заглянув в гости с улицы. Серый, серый туманный сумрак, и туман то и дело норовит из подобия окутавшего город облака стать дождем, чтобы ближе приникнуть к земле. Туман размывает контуры домов, даже ближних, не говоря уже о тех, что стоят вдалеке. Туман искажает цвета и звуки, обманывает зрение, подсовывая неверные данные о расстояниях.

С самого начала я плела шнур из тумана и запаха кофе - впрочем, они льнули бы друг к другу и без моей помощи. Кофе из желтой кружки на подоконнике кухонного окна, за которым царит белесая муть... Улыбка по губам...

---

Postscriptum

Andersdenkende смотрит дневник "Пыльная антресоль"

Shellir смотрит туда же

И туда же заглядывает Elindor

Представилось, как мы толпимся над ветхой бумажной тетрадью, толкаясь и мешая друг другу

---

Вечер. Офис. Дневные лампы не дают понять, что творится на улице.

Улыбку так и не удалось согнать с губ, да и бог с ней, в общем-то, пусть живет.

Тем более, что мы с ней друг другу не мешаем.

Совсем скоро я отсюда сбегу - в принципе, делать уже нечего, но не хочется выбираться из покойного кресла и прерывать приятнейшую авалонскую беседу.

Скоро я буду ловить ветер за крылья и смотреть, как он играет с моими волосами. Скоро будет вечерний путь, с книжкой и банкой какого-нибудь энергетика.

Вечер...

Внутри вечера кружатся образы, и выбрав один из них я прикасаюсь теплой ладонью к небритой щеке: "Доброго и теплого тебе вечера, любовь моя..."

Ухватив другой образ за краешек рукава, я тихонько дуну в его ухо: "Не грусти, Ангел. Я до сих пор не совсем верю, что ты есть в моей жизни".

И, вырвавшись из этого вихря и оседлав ветер, исчезнуть на целую ночь, чтобы вернуться сюда.

Бай.

---

Идея голосования принадлежит kolich-y, равно как и сама фотка

Вопрос: По-вашему мнению, на этой картинке

1. Восход		0	(0%)
2. Закат		13	(54.17%)
3. Полдень		10	(41.67%)
4. Полночь		1	(4.17%)
Всего:		24

---

Нелирическое отступление

Хорошо, что я смогла это пережить. Что из той черной ямы, в которую я упала отчасти под давлением событий, отчасти под влиянием собственной сколонности к самокопанию и богатейшей фантазии, все таки была лазейка наружу.

---

Почему то мне кажется, что я знаю существо, одевшее маску Maman Brigitte...

---

"Где ты был, ядовитый змей?" (с)

Это просто с ума можно сойти! Точнее, сойти в тот момент, когда попытаешься понять, почему в сетку судьбы и в жизненную ткань то или иное событие, происшествие, тот или иной человек вплетаются в строго определенный момент времени и, видимо, в строго регламентированных обстоятельствах?

Почему меня дернуло с Омой в Измайловский лес 15 апреля того лохматого года, и, главное, почему меня туда понесло еще и 22-го?

Как я ухитрилась ни разу не пересечься ни с Брандом, ни с Блэйзом на Бородинских игрищах?

А главное - тот момент, от которого хочется ныть и плакать, как ребенок, которому уже полдня не дают любимую погремушку, - главное: почему только сейчас, а не раньше? Где тебя черти носили, с твоей рыжиной в волосах, сумасшедшинками на донышке глаз, с твоими рисунками и "Зимовьем", камуфляжными шмотками, диском на сумке, неразобранной к середине лета новогодней елочкой и гаданием по красным курткам? Со свечами, рунами, ароматическими палочками, всякими бирюльками, завешанным всякой разностью холодильником, фэнтези, анимешками и прочим, прочим, прочим... Всего так много...

Я не капризничаю, я только думаю - почему лишь сейчас?

---

Среди чудесных вещей есть и завуалированная газель:

Божественная Тонкость, скрытая обычным состоянием Я,

указывающая на Состояния тех, кто знает.

Не имея средств объяснить свои восприятия другим,

они могут лишь указывать на них всякому,

кто стал ощущать нечто подобное...



Мухйи-ад-дин Ибн Араби: Толкователь желаний.

---

По и-мейлу сегодня летят сказки - арабские и африканские, про султана, который вместе со всеми своими подданными напился воды из колодца безумия, о змеином властителе, о пери и джиннах и сбежавших душах, выдержки из "Города Мертвых" и из охоты на Какомицли, поражая меня сюжетными ходами и яркостью, и тем, как они сплетаются между собой...

---

А еще у меня был вечер одного из дней, время, когда день дал трещину, и из нее, ломая все вокруг, выбрался вечер, деловито встряхнул покрывало сумерек и закутался в него. Сидя на оградке возле подъезда, мешать синеву табачного дыма с синевой предчувствия ночи, краем глаза отмечая твое движение, и подняться навстречу, чуть раньше, чем хотелось бы, чтобы поймать твою улыбку уголком губ и теплые огоньки в желтых глазах. Вечер, когда смешивались запахи мадеры и виски, таро ложились на стол в своем вечном танце, когда шумел чайник и создавался чай, когда звучали наши голоса, сплетаясь пальцами и крыльями, и смех так и норовил оседлать мои губы - самый обычный смех, такой, каким он должен быть, от радости.

---

А еще была ночь на воскресенье, сумасшедшая ночь, расписанная неоном и расцвеченная софитами, ночь, начавшаяся в ДжетСете и продолжавшаяся в том же духе до глубокого утра. Вокруг были люди, которых я не смогу забыть.

Будда - сгусток мрака, белая тату, белки глаз, улыбка, остальное - тьма.

Шайви - золотистый плод, раскосые темные глаза, тонкий язычок, облизнувший губы.

Мартиша - кошачьи движения, прозрачный янтарь глаз, волосы цвета медной проволоки.

Дэн - улыбка, изумруды глаз, черная прядка, падающая на глаза, южный загар, движение, воспоминание о запахе...

Ромка.

Влад.

Шелл.

Стрейф по ночному городу, от Лонг-Айленда к Дайкири, от Куба Либре к чистому рому, через танец и музыку, через разговоры, табачный дым, шуршание шин по сырому асфальту.

---

Утро следующего дня обещало быть сонным и ленивым, но возле меня возник призрак тихого дальнего голоса, который неожиданно предложил мне явиться на другой конец города. Совершенно не ожидая от себя такой реакции, согласилась сразу и безоговорочно, и, завернувшись в пелену дождя начала свой путь между потоками воды сверху и потоками воды под ногами. Зонтик в это день не спасал, и пока я добралась до метро, прихватив параллельно бутылку токайского и коробку конфет, я была промокшей не то что по колено - по ощущениям по пояс (выше пояса была кожаная куртка, которая промокать отказалась).

А потом, уже очень далеко от дома я встретила улыбку улыбкой, разглядывая рыжеватый шелк волос, зеленые крапинки в радужках и камуфляжную футболку.

Почти что с порога меня загнали в стоящее на кухне кресло, здоровенный офисный "менеджер" - только потом выяснилось, что кресло это было особенным, в которое пускают далеко не всех, - параллельно строго-настрого наказав мне не смотреть на грязную посуду, которая жила в углу. Я старалась! Честно! Но она постоянно попадала в поле зрения :-)

За время моего пребывания была разобрана елочка, доделана уборка, пропылесошен пол и некоторые горизонтальные и вертикальные поверхности, найдено "Подземелье ведьм" и обретены (мною) Сердца и Моторы, та самая прочитанная однажды совершенно случайно и забытая книжка... А кроме того, плелась затейливая вязь беседы, золотился в свете свечей токай, с его нотой сплетали свои запахи зефир, шоколад, виноград и финики, и тонкая ароматическая палочка сандала, кроме того с завидной периодичностью звенел телефон, сигареты сгорали, отдавая свою сущность воздуху, нам рассказывали сказку, мы вспоминали книги и события, и я уже почти не жалею о том, что упустила тот кадр - которому теперь придется храниться всего лишь в моей памяти, если я не перенесу его на бумагу.

Яркое: сумасшедшие фотографии другого города на металлической бумага - цвета, перелив и яркость.

Жемчужное - дождь за окном

Цветное - глаза

Звучащее - голоса

И бож-же мой, как же мне не хотелось уходить глубоким потемневшим лицом от старости вечером.

---

А до нынешнего момента вокруг меня звенели на разные голоса выходные, начавшиеся еще в пятницу, побегом с работы, сонной дорогой до маленького арабского кабачка, где кальян рождает вокруг себя тени востока, появляющиеся вокруг, как фантомы волшебного фонаря, где тонкий запах смешанных с табаком фруктов укутывает сознание, даря ему покой и отрешенность.

В этот раз на маленькой невысокой сцене не кружились танцовщицы в зеленом и золотом, в красном, обшитом монетами, в синем и серебряном.

Темные глаза, короткая стрижка, более чем пышные формы "знойной женщины, мечты поэта", черное платье до пола... и умопомрачительный голос, скользящий, вплетающийся в реальность, скачущий по камешкам нот, иногда срываясь вниз, карабкаясь вверх с непередаваемой легкостью и грацией. Арабские песни, звучащие в унисон с моей душой, пробуждающие внутри что-то дикое и яростное, что-то невероятно нежное и гибкое, звенящее самыми дальними и тайными струнами моей души. Дрожь от кончиков пальцев на ногах, по ступням, коленям, бедрам, дрожь, рождаемая этим голосом и языком. Дрожь, пробегающая по плечам и груди, гаснущая на губах... Голос, язык и страсть, рожденная жарким климатом, яростным солнцем и изменчивой луной, страсть, вышедшая из пения соловья и одуряющего запаха южных цветов, страсть, притаившаяся в ароматах и благовониях, скрытая в самом языке. Острое желание плавно поднять руки и, изогнувшись, скользнуть в пространство этого голоса, вплетая податливое тело в эту узорчатую ткань, кружась и двигаясь в этом танце...

Напротив меня смеялись карие глаза в черных ресницах и золотилась россыпь веснушек на смуглой коже...

---

Утром приоткрыть глаза, почувствовать теплые тонкие пальцы на своем плече. Выключить будильник и спрятаться под одеяло. Утишить звук у проснувшегося магнитофона, и спрятаться под одеяло снова, повернувшись к теплу, ровному дыханию и путанице чужих снов.

Утро после выходных, понедельник во всем его сером великолепии - почти утерявший цвета город завернули в ватный кокон неба, из которого то и дело начинает сочиться вода. Город ежится, и становится еще бледнее обычного.

Кофе сегодня сбежал, раскрасив почти всю поверхность плиты в умиротворяющие черно-коричневые оттенки. Но оставшегося после убегания в джезве все равно хватило на целую кружку. При первом утреннем открывании холодильника - так, познавательно-ознакомительный экскурс, вдруг найдется что-то интересное - на босую ногу с завидной точностью спикировала банка "Адреналиновой лихорадки". Я сочла, что намек сегодняшнего дня не мог быть более прозрачным, и в первый раз налила эту адскую смесь в прозрачный высокий стакан. Выяснилось, что она желтая, похожая по оттенку на ананасовый сок.

В ткань утра вплетался сигаретный дым и запах пены для ванной, мятные нотки и сладкая тяжесть сегодняшнего парфюма, кофе и гуарана, тонкие нитки шоколада, вчерашняя поникшая ленточка запаха мадеры.

Утром можно было не ловить скользящую по губам улыбку и через решетку ресниц заглядывать в желтые бездонные зрачки и хватать за краешек крыла такую же скользящую по грани, но чужую улыбку.

Сегодня вернулось ощущение полета по жизни, как по гребню волны, но не на сёрфе, а босиком по воде...

---

Наверное, можно посчитать, что уже вечер - не смотря на свет за окнами. Сейчас я тихонько улизну с работы, сменяв душный офис на яблочные нотки кальянного дыма, на летящий сквозь душу ветер и дрему в коконе восточной музыки.

Неделя, подергавшись в конвульсиях, наконец издохла, подарив мне острогранный амулет и диск с кельтскими и ирландскими песнями.

Теперь будет вечер, вечер и вечер, прежде, чем я вернусь сюда снова.

---

Даже в офисе можно забраться с ногами в рабочее кресло. Даже в офисе можно поставить рядом чашку с любовно сваренным абиссинским мокко, рюмку с Хеннеси, придвинуть поближе пепельницу и закурить, по-кошачьи щурясь в монитор.

Смотреть, как смешиваются вокруг запахи табака, кофе и коньяка.

Слушать, как затихает постепенно офис.

Слушать, как позвякивают и дрожат золотистые струны души, выпевая что-то неуловимо-приятное, теплое, знакомое, но, должно быть, забытое.

Ты где-то там, далеко, но до тебя можно дотянуться мыслью, погладить тебя по щеке и прижаться лбом ко лбу, или обхватить тебя за плечи, чтобы тебе не было одиноко.

Где-то далеко звучит твоя душа - у нее другие струны, чистого и яркого серебра, и звучат они иначе - резче и громче, а когда тебе плохо, они почти кричат...

А я слышу и чувствую, и звук рождает звук, и струны начинают звучать в унисон, с чего бы это не началось - с ноты боли или с ноты радости, с ноты одиночества или общения.

Где-то далеко твои пальцы в извечной ласке гладят клавиатуру... Впрочем, мои руки тоже изменяют тебе аналогичным образом - прикасаясь, поглаживая, нежа...

Где-то далеко...

Но через сеть мы почти глаза в глаза, а я кладу ладонь на холодную твердую грань - монитор... Нет, далеко и крепко, не сломать, не дотянуться.

Значит, только мыслью.

Тихонько подуть тебе в лицо, чтобы разгладилась морщинка на лбу.

И принести тебе немного покоя и тишины.