А во сне я ехала в другой город по приглашению.

Меня вез самый обычный обшарпанный троллейбус по заснеженной широкой улице, обсаженной мелкими голыми деревцами. Вдалеке по обе стороны улицы стояли маленькие унылые домики барачного типа, не светилось ни одного окошка - с другой стороны, светиться им было незачем, еще было светло, но все равно преследовало ощущение заброшенности этих зданий, полной их безлюдности.
Водитель троллейбуса - неприятный мужичок с повышенной двигательной активностью, постоянно вертелся, крутился, останавливался, чтобы купить то сигарет, то воды, то чего-то более крепкого, и периодически начинал напевать себе что-то под нос.
Но в конечном итоге, после более чем часовой поездки, двери открылись на невероятно широком перекрестке, отдаленно напоминающем пересечение Ленинского проспекта с Обручева, но куда более широком и совсем пустынном.
Я вышла и, не оглядываясь, пошла к маленькой белой "хрущевке", стоящей метрах в четырехстах от перекрестка.
Полная тишина как на улице, так и в подъезде, никакого шума, никаких телевизионных и магнитофонных воплей, никаких голосов.
Поднявшись на пятый (последний) этаж, надавливаю кнопку звонка, отзозвавшегося в квартире пронзительной трелью. Спустя несколько минут дверь открывает женщина, явная ведьма, и притом сильная, но боже мой, как же она выглядит! Она объединяет в себе все самые отталкивающие черты, которые может сочетать в себе (в моем восприятии, разумеется) женский облик.
Неопрятная, толстая, с выступающими валиками жира на бедрах, над коленями, живот в несколько складок, второй подбородок, толстые руки. Пальцы-сосиски украшены кольцами (по-моему, деревянными, но точно не помню. Ощущения металла не осталось точно), часть зубов - стальная, волосы накручены на бигуди. Облачена в старые растянутые тренировочные, красные "ковровые" тапочки и красновато-оранжевый свитер с высоким воротом, явно купленный в самой дешевой части Черкивзовского рынка...
Прохожу в кухню, она наливает мне горького травяного чаю, на столе мед, орехи, сушеные ягоды, фрукты, может быть еще что-то...
Стол придвинут к окну, табуретки с трех сторон, клетчатые занавески, сухоцветы на окне. Я сижу в центре, справа от меня она, слева - ее муж, сухощавый мужчина средних лет, который, впрочем, быстро уходит.
А она начинает неспешно рассказывать мне про образование и становление культов мужского начала, про разные народы, называет имена богов, описывает формы поклонения, не забывая подчеркивать, что все это - лишь грани, проявления единого целого.
Это продолжается невероятно долго, по ощущениям я провожу с ней больше суток, и в меня вкладывается, вкладывается, вкладывается информация.
"А теперь, - говорит мне она, - ты должна пойти и послужить за то, что тебе рассказали".
Я иду по длинному темному коридорчику, мягко изгибающемуся, по свой четвертушке окружности. Я очень четко помню свои шаги, я почему-то иду уже босиком, чтобы в маленькой комнатке, которая по сути лишь расширение коридора без окон, встретить мужчину, вышедшего из такого же коридора напротив.