Совершенно сумасшедшее утро, сотканное из прикосновения теплой ладони к холодному стеклу, пляски струек табака в сероватом утреннем свете, из выпущенного в путешествие по квартире запаха растертых в прах и сваренных в кипятке кофейных зерен, из придуманной нами с утра картины "Московская купальщица. Середина осени" (белый фаянс, зеркало, горячая вода, плоть, скрещенные взгляды. 2003 г.)
В утро вплетались образы - меня никак не отпускает пелевинский "Гость на празднике Бон"... А кроме него - насильно впрыснутый в меня Стогоffым Жиль де Ре (Синие бороды жили и в наши дни. Начиная с этого номера наша газета предлагает вам цикл статей о наиболее жутких и кровавых преступниках последних десятилетий. О чем, как не об этом, вам хотелось бы почитать во время поездки в метро? Мы предоставляем вам такую возможность. (с) )
Не хотела я об этом. Особенно по дороге на работу.
Вторая волна непонимания: сначала я не могла взять в толк, зачем КАА затеял свою "Ахиллесову пяту", теперь я не могу понять зачем была создан этот грешный Стогоffский роман.
Работа оказалась сухопутным хищным спрутом, который засел над дверью в офис и напал на меня сразу же на пороге, опутав меня своими щупальцами. И не отпускает.
Завтра концерт Мельницы, теперь размышляю, смогу ли я выбраться с работы вовремя и туда успеть, да и будем ли мы в состоянии для таких мероприятий. Целесообразнее было бы не сидеть в душном Б2, пусть даже ради концерта Мельницы, а прогуляться по городу или вовсе добраться до леса...
Итак, восьмая чашка кофе, допивая которую я и набросала этот сумбурный пост.