Только что, бессмысленным взглядом расплавляя подмигивающие циферки, указывающие на дату-время, сообразила, что у драгоценной преждерожденной Ю совсем скоро День рождения...

Пора бы озаботиться подарком

---

Сегодняшней ночью - удушливой и нервной, когда течение сна то и дело прерывалось, я успела посмотреть целую связку разноцветных снов, среди которых не было ни одного чужого. Первый был самый старый, уже блекнущий от времени сон про пустыню и Храм - я смотрю его от времени к времени, никогда не успевая подглядеть, что там случается в самом конце - и, видимо, так и буду его смотреть, пока не увижу исхода.

Второй сон был новенький, он даже похрустывал, как хрустят сильно накрахмаленные простыни или воротнички. Белая пустошь до самого горизонта. Не песок - маленькие белесые кристаллики, издающие неповторимый хруст под подошвами мягких сапог. Какие-то скалы справа вдалеке - похоже, что такие же белые, но против света видно не очень хорошо. Небо розово-лиловых оттенков и белое светило низко над землей. Тень скользит за мной за левым плечом, не сминая волнистого великолепия белого "песка".



Третий сон - самый драгоценный. Это опять был сумеречный мир, маленький кусочек все той же череды событий, и я очень рада, что в цепочку этих снов наконец добавилось новое звено.

Там был закат. Невероятное буйство красного, лилового и оранжевого. Закат, перечеркнутый парой тонких облачных линий. Мы стояли над невысоким обрывом, и внизу стелилась пустошь с редкими островками чахлой растительности, а за спинами плотно смыкались ряды деревьев... хвойных? Возможно, но запаха хвои не чувствовалось. Пар, летящий от губ при дыхании, подернутая инеем жухлая трава под ногами.

Два мягких, бесшумных шага вперед - привычное движение мускулов, легкая боль в ноге, чуть выше колена. Щекой прижаться к плечу стоящего спиной ко мне, и волосы падают на лицо, скрывая движение век и ресниц от сторонних взглядов - хотя кто тут может быть? И всего лишь три слова незнакомым, но моим, женским голосом, с несвойственными акцентами и придыханиями:

"Э-эарх крейе, Дром"

---

Утром распахнуть глаза в золотое сияние воздуха. Почувствовать, что несколько совершенно обнаглевших солнечных лучей разрисовывают мой нос веснушками - надавать наглецам по рукам и с позором выставить их за шторы. Потянуться, стоя на теплом полу, нежась в столбе солнечного света и скептически косясь на безнадежно чистое небо. Добыть себе ледяного персикового соку в недрах холодильника. Пройти целый ряд ощущений: персик - мята - жасмин - иланг-иланг - ваниль - кофе. Снабдить кожу искусственным запахом цветов и трав. Привычно закутаться в черный. Пожалеть, что потакала ночью своим бессонницам. Вылететь на улицу любоваться, как кончики зеленых язычков деревьев пробуют на вкус городскую весну и как любопытные травы высовывают блеклые носы из земли. Смотреть, как солнце добывает пар из мокрого после ночного дождя асфальта.

Встретить настоящего Городского Ангела - чудное существо с волосами из розовых и бледно-оранжевых перьев, с крыльями, плотно свернутыми в заплечном рюкзачке. Увидеть фейоли с глазами, укутанными синью ресниц. Засмотреться на глубоко-черные, собранные под серебряную стрелу-заколку, волосы пробегающей мимо барышни. Вспомнить о вчерашнем почти грозовом небе, подсвеченном закатным солнцем, и о лесных низких туманах, которыми я дышала вчера ночью, слушая шорохи леса.

Внезапно понять, что хочу какую-нибудь бирюльку из черненого серебра - абсолютно бесполезную, но чтобы было приятно крутить в пальцах. Поймать себя на странном настроении: приятном, радостном - но с какой-то еле заметной трещинкой внутри, - и задуматься, чем мне это грозит.

Улыбнуться, поймав за краешек крыла образ Желтоглазой Музы. А после того, как образ в очередной раз ускользнет, оставив в моих руках перо, улыбнуться просто солнечному утру и глубочайшему оттенку небесного свода.

---

Сегодняшняя ночь обещает быть страшной. Не помню откуда образ горячей, колючей, как грубая шерсть, твари, которая душила всем телом, наползая полумертвым непомерным грузом под крылом темноты и выпивала живые соки, оставляя только высушенную шкурку... Грядущая ночь - этой же породы. И я уже знаю, что буду просыпаться и выплевывать слова в темноту, шептать бессвязные имена и эпитеты, кричать без единого звука простое: Ты же знаешь, каково мне сейчас - ты не можешь не знать, ты чувствуешь меня точно так же как себя - как свою боль.

И снова натыкаться на темноту и штору городских редких звуков.

---

Поступай как должно и будь что будет...



Я знаю как поступить. Я знаю, как поступать в невероятном множестве ситуаций - и как быть с их вариантами и отражениями. Тысячи уже отработанных схем - и еще большее количество экспромтов. Как виртуозный танец между мечей - мастерство и импровизация, и даже юбок и покрывал не рассекут бритвенные лезвия.

Я знаю, какую реакцию вызовут те или иные мои слова и действия, и считаю шаги, и считаю ритм, как в детстве за фортепьяно - раз и два и три и...

Только... почему мне так больно и нервно, откуда приходит неуверенность в сером плаще и почему порой ощущение, что земля под ногами брыкается, как необъезженный конь?

---

Музе Желтоглазой...

Пожалуйста, подари мне вечер – не сегодня, лишь тогда, когда у тебя будет настроение… потому что у меня оно будет. Мне очень хочется тишины и твоего звенящего тысячей голосов молчания, и твоих мыслей, что рисуют яркие узоры в воздухе между лезвиями наших взглядов. Мне хочется смотреть, как будут гаснуть в желтых радужках отблески уходящего дня, превращая золото в янтарь, янтарь в коньяк, а коньяк в темноту. Хочется слышать, как умирают птичьи голоса с наступлением темноты и как четче становится зов ветра; хочется сидеть на холодном крашеном полу и ощущать, что исходящее от тебя тепло остается неизменным.

Мне хочется увидеть, как упадет на твое лицо пляшущий свет зажженных моей рукой свечей. Хочется неспешности жестов и тихой смены выражения глаз – так меняется от мига к мигу ртутная лужица. Я соскучилась по тем разговорам, которым не нужны слова, - по разговорам душ. И этим подаренным вечером безмолвная беседа будет плести замысловатые морозные узоры на наших сомкнутых пальцах, соединяя нас крепче, чем могло бы связать что-то иное.

Пожалуйста, подари мне вечер цвета янтаря и огня, пусть на наших глазах из его плоти выберется живой детеныш Ночи и начнет расти, пожирая труп своего создателя, чтобы в конце концов стать прекрасной зведноглазой тварью. Подари мне увядание Ночи за окнами и рассвет, вспарывающий раскаленным клинком ее плоть – ведь это в твоих силах, я верю.

---

Утро пришло из тихого смеха дождя, бритвенных лезвий холода, режущих ступни босых ног, из едва слышного умирания пузырей неземной влаги на мокром асфальте, из танцев бледных призраков молний на светло-сумрачном шелковом фоне, из тонкого звона "поющего ветра", из моей послеполуночной бессонницы, из нежности, что вспухала в горле и густыми маслянистыми каплями лунного серебра выступала из пор, из тихого шепота, раз за разом повторяющего одни и те же зарифмованные строчки; утро пришло, откликаясь на камланье шаманов верхнего мира, на громовый рокот их бубнов. Скользя внутри серой жемчужины, чувствуя змеиное прикосновение утренней лености и исполняя с ней свой каждодневный "поцелуй кобры", вдыхая влажный запах ластящегося к рукам дождя, вплетая в волосы вместо лент бисеринки сырости и эхом улыбки вторя смеху неба я начинала сегодняшний день.

В самые кончики крыльев вцепились образы, оставшиеся от прошедших дней. Тонкий бесконечно-приятный запах кальяна и высверк белоснежной улыбки на фоне темно-загорелой кожи и мои губы, приобретшие вдруг вкус темного рома, лет по темному городу с сумасшедшей скоростью спортивной машины, кухонька с розовыми стенами, свежесваренный кофе и глоток "противопростудной" водки, настоянной на злобных, как все карлики, миниатюрных кайенских перцах, сорок капель музыки и долгий путь домой по дремлющему городу. Потом был дождь и Шимочка Ликановский рассказывал мне о текущих делах, ему аккомпанировал ливень за окнами, а иллюстрации к рассказу рисовали капли на оконных стеклах. А еще днем позже в моем доме вместе с Вредным Ангелом появился букетик сине-дымчатых цветов с роскошным названием "гадючий лук", и этот день, пропитанный синим цветочным запахом и украшенный алмазным венком дождя, следующий изгибам голубоватого сигаретного дыма, сопровождаемый погружением в старые, давно не виденные образы с пожелтевших листов рисовальной бумаги и неспешной мелодией разговора, из пассажей которой то и дело вырывались то солнечные котята, то Принцессы и Свинопасы, то муми-тролли и прочая мелюзга, - этот день оказался настолько светлым и уютным, что приобрел в моем восприятии совсем не гармонирующий с ним на деле янтарный оттенок. На изломе этого дня из наших слов родился странный четырехчастный мирок, о котором неплохо бы не забыть - ибо безответственных творцов достаточно и без нас.

Еще днем позже я видела мою эстетно-холодную Юкки, которая день ото дня все больше и больше трансформируется в Юкки-онну с ее красотой первого снега в глазах и звучанием ледяных бубенцов в сердцевине слов.

Хрупкие кисти, грациозный поворот головы, ворох непокорных волос и... черные одежки, так несвойственные Ю, всего лишь отражение ненависти к этой весне.

А потом мне довелось ловить ускользающую вечно Желтоглазую Музу - и я до сих пор не могу понять, удалось мне это или нет.

А кульминационным моментом выходных стала ужасная, конвульсивная гибель клавиатуры в смертельной пучине разлитого на нее кофе :-)

---

Хочу вечер. Сбежать с работы, пройтись по улицам вместе с ледяным дождем, косо поглядывая, как ветер крутится под ногами, хватая стылыми пальцами за руки и одежду, любоваться серо-влажным городом и его особой прелестью в рассеянном водянистом свете, дышать свежестью.

Потом, вдоволь набродившись по бульварам и переулкам, забрести в какой-нибудь арабский ресторанчик - греться в жарких огоньках ламп, отдыхать среди подушек, дышать кальянным дымом и из-под ресниц наблюдать за змеино-гибкими танцовщицами, мастерицами танца живота.

Но это будет только перерыв, а потом я все же доберусь до леса. К тому времени закончится дождь, и опять будет стелиться по земле полуживой серебристый туман, и расшалившиеся шуршунчики будут "пугать" меня своими неожиданными появлениям то с той, то с другой стороны, и я обязательно дождусь там полуночи...

Вечер... Только мой...

---

Выбегала из искусственно-душного офиса... На улице льет дождь, тянет совсем не майско-апрельским холодом, пахнет городской сыростью. Минут десять стояла, подставляя себя дождю, вымочила все офисные одежки, и с волос еще стекают капли воды... Приятно, как ни странно. Теперь надо высушиться прежде, чем я еще раз попаду под потоки небесной влаги.

---

Бесконечно приятный процесс. Сполоснуть джезвочку. Высушить на огне. Достать из холодильника бутылку с ледяной питьевой водой. Открыть банку с кофе - сегодня Абиссинский мокко - и деревянной ложечкой положить в джезву кофе. Подумать над пряностями. Решить, что сегодня - щепотку белого перца и кориандр. Залить ледяной водой и тихонечко доводить бальзам до кипения на небольшом огне - и никуда при этом не торопиться, боже упаси!

А после... Джезвочку переставить на подогреватель и всю эту конструкцию уволочь на рабочее место. Чашку, на донышко пару ложек Хеннесси, сверху кофе, неуловимое движение ложечки - и, под полные зависти глаза окружающих - блаженство первого глотка.

Прелесть дневного, собственноручно сваренного кофе...

---

Сегодня, когда пришла на работу, обнаружила на столе ворох рыжих роз с подписанной коллегами карточкой: "С Бельтейном тебя, Рыжая"...

Приятно :-)

---

Бери свою метлу, полетели на шабаш

А сегодняшней ночью, кстати, Бельтэйн... Он же - Вальпургиева ночь. Одним словом: слет, шабаш, костры, венки и прочие безобразия.

Ставший позднее всего лишь шабашом ведьм, раньше, глубже в седую древность, он был кельтским праздником весны и плодородия, чем-то сродни Лиго или Ивану Купале. Майские костры, сложенные из девяти пород дерева, отражающиеся в реках, и венки из трав и цветов, солярная символика, танцы посолонь, оберегающий дым сгорающих в огне трав...

На Бельтэйн, равно как и на Самэйн (Хеллоуин), потусторонний мир соприкасается с реальным, и особую силу обретают чары. В эту ночь ши (сидхи) становятся видимыми и могут причинить ощутимый вред человеку, в эту ночь духи леса окончательно будят землю, деревья, травы и мхи - в лесу сегодня будет очень хорошо, хоть и немного страшно - от бьющей фонтанами энергии, от постоянного ощущения "взгляда в спину", от смутных теней на самой границе восприятия...

---

Не открывая глаз... Шорох и шелест дождя за окном. Птицы пробуют голос спросонья. Перестук каблуков какой-то рано вышедшей из дому барышни. Шуршание шин по влажному асфальту. Приглушенный стук трамвайных колес. Тонкий звон "поющего ветра". Шепот динамиков. Свежий влажный воздух, прохладный и нежный. Несколько нот Гуччи Раш - еще не выветрившегося.

Открывая глаза видишь серо-голубой утренний свет, так гармонизирующий со звуковым фоном. Улыбка невольно приникает к губам - я люблю такие дни, люблю такие утра, мне нравится дождь...

Вчерашним вечером бродили по сырому лесу, вдыхая запах земли, просыпающихся трав, прелой листвы... Мокрые голые ветви поблескивали в рассеянном свете небес, синеватый туман плыл между стволов деревьев, стелился по дорожкам, вился возле ног... И полное безветрие, кажущееся поначалу тихим, но все же полное звуков, шорохов, треска, шуршания... Лес просыпается - к сегодняшнему Бельтэйну. Шуршунчики, мелкие служки, носятся, наводя порядок к празднику. Откуда-то появилось огромное количество сердитых ежиков, которые с недовольным фырканьем степенно занимаются своими ежиными делами.

---

Душа - хуже чем тело. Тело болит только если его переутомить, застудить, уронить на что-нибудь жесткое...

А душа может начать болеть почти совсем без повода, с готовностью подставляя живое под летящие иглы, отводя в сторону спасительную заслонку разумных доводов...

Кто-то говорил мне в детстве, что если душа болит - это хорошо,

это значит, что она пока еще не обрасла роговым панцирем или носорожьей шкурой.

---

Красивый образ. Лужайка перед домом, девушка с черными прямыми волосами сидит на траве и неотрывно, с непроницаемым лицом-маской, глядит на трепыхающуюся перед ней малиновую бабочку с оторванным крылом...

---

Сонная... И ничто меня уже не спасет, если только часов двенадцать здорового, ничем не прерываемого сна.

Сегодня была до глубины души возмущена вторжением будильника в мое частное пространство, но он был груб и навязчив, и все же добился своего, и мне пришлось проснуться. Я открыла глаза и попала в осенний свет. И восприятие опять обманывало, потому что календарь явственно указывал на весну, а не на осень, но... Но такое небо бывает в конце октября, когда большинство листьев уже сорвано, а дожди уже всерьез начинают свои ритуальные танцы. В конце октября солнце точь-в-точь так же безуспешно пробивает себе дорогу сквозь войлок облаков, и свет столь же прохладен и рассеянн. И такой же ковер прелых листьев покрывает землю - если не вглядываться, то можно не заметить, что они прошлогодние. И так же забрызган небесной влагой серый асфальт, и так же носится северный ветер над городом... Но апрель...

Может быть сегодня - день-отражение? Когда Осень, оглянувшись через плечо, смотрит в лицо Весне? Когда можно свободно переходить из сезона в сезон, ломая тонкие грани пространств?

А вчера был дождь, смешанный в небесном баре со льдом и выплеснутый на землю. Не оставляло ощущение, что вместо водяной взвеси в воздухе разбросаны крошечные льдинки, и даже у меня мерзли пальцы, обрызганные этими каплями. И тонкой корочкой льда ложилось на губы непонимание...

---

Вечер скользит по граням между днем и ночью, балансируя на скользких поверхностях, оступаясь, но продолжая свой неверный путь. Жемчужно-серые полотна дождя дрожат между зданиями, искажаются от ветра, смывая с моего города пыль этих дней. Зонтики разноцветными листьями летят где-то внизу, уберегая владельцев от погодных неурядиц.
Еще несколько десятков минут - и я скользну в серую пелену, дыша мятной свежестью московского ливня и еще раз хватая убегающее ощущение капель, скользящих по лицу, мокрых волос и плеч, круженья ветра у ног, леденеющих пальцев, подставляемых острым потокам...
Вечер - моя нежная страсть. Время, когда рождаются искусственные огни на улицах и далекие, мерцающие настоящие огни покрывала небес. Время, когда обостряются чувства - и гибкими хлыстами начинают бить запахи, звуки болезненно царапать, а глаза видят глубже, чем при свете дня. Только вечер может подарить бархатную гибкость моим движениям, дать возможность идти через тени, почти не появляясь в пятнах фонарного света; это время, когда я стряхиваю утомившее меня за день офисное «домино», как змея скидывает старую кожу.

Вечер... И вечные поиски желтых глаз в мелькании взглядов и лиц...

---

Ассоциации...

В кельтских сумерках дуб и терновник

ясень ясные очи поднял

у каштана плоды созрели

держит в лапах пушистые камни

для рябины слово не повод

ни для кисти и ни для гроздьев

Талиесин прошел по дюнам

и деревья встали на битву

ни по поводу, ни на защиту

бесполезно ветви ломались

даром сок древесный пролился

соль морская следы на дюнах

смоет и не заметит потери

кельтской арфы плач не услышат

в кельтских сумерках дуб и терновник



(с)

---

Все выходные вокруг меня крутились образы, как стайка карликов, дергая меня за полы пальто, за брюки, иногда допрыгивая до рукавов.

Занимаясь совсем другими делами, я отгоняла их плавными жестами рук, пугала страшными лицами, выметала потрепанным веником, топала ногами. Они отбегали на небольшое расстояние, смотрели обиженно и возвращались спустя некоторое время.

Так и уснула вечером, окруженная рассевшейся по подушкам и полкам мелодично перекликающейся оравой...

---

День начался среди холода апрельского утра, в оранжевом свете восходящего солнца, в цепких лапках сна, хватающих за плечи и волосы, тянущих обратно, в уютную тьму, к манящим образам Морфеуса. А дельше шаги совершались сами собой, и запел тихонечко чайник на плите, согрелась и запахла лилиями ванна... а солнце карабкалось все выше, теряя с каждым мгновеньем свою красно-оранжевую ярость, становясь все бледнее, и даря городу рассеянный, разбавленно-желтый цвет, который не скрасил даже уныло-белесых оттенков небес.

Ловила взгляды паутиной растрепанных с ночи волос, улыбки ловила как экзотических бабочек за крылья, брала из воздуха разлетевшиеся по комнате слова... Странное утро.

А до этого были выходные, богатые не столько на события, сколько на эмоции. Было сумасшедшее небо вечером пятницы, которое делала московские здания непередаваемо светлыми и чистыми, так что у меня постоянно было ощущение, что меня везут по игрушечному городу.

Свет залетал потом через утопленное в стене окошко, играл пылинками, доносил до меня легкий аромат духов Ангела с Перебитыми Крыльями, и выхватывал из алой толщи глинтвейна желто-оранжевые сполохи цедры.

В субботу был голос. Голос, летевший ко мне через всю Москву, с приятными тихими нюансами и интонациями - море удовольствия, штук пять сигарет, холод из распахнутого окна и залетающие в комнату снежинки - залетающие только затем, чтобы прервать эту фазу своего существования и снова стать капельками воды.

Еще в субботу я подставляла душу под когти слов Желтоглазой Музы и слушала песни, которые не стирает из памяти даже время.

А воскресенье выдалось блаженно-умиротворенным, солнце с упорством и яростью пыталось согреть город, но северный ветер сдувал лучи с улиц и стен домов и носил на крыльях призрак зимнего холода. Я грелась в теплом янтаре глаз и велюре голоса, меня угревала гремучая смесь, именуемая Лонг Айленд Айс Ти и зеленые фонари Старого Места.