Ты рассказывал мне сон про город - наверное старый, наверное, с неровными булыжными мостовыми, идущими то вверх, то вниз, наверное - с готическими зданиями, поблескивающими на прохожих вертикальными зрачками стрельчатых окон, про город со скрипящими флюгерами и ветром, бродящим по тамошним улицам.
Рассказывал, что в самом его центре, во дворике, круглом, как колодец, пряталось сердце города - точный макет, со всеми домами-двориками-башенками, с миниатюрной брусчаткой, ставнями на окнах, деревьями городского парка и главным собором, сквозь оконца которого можно было разглядеть чуть поблекшие фрески, алтарь и скамьи для молящихся.
И еще ты рассказывал, что белокурая девочка играла в этом круглом дворе и поранила палец о маленький колодец, - и тогда вода в настоящем колодце приобрела вкус крови.
"Вчера нечаянно подслушала монолог вахтерши. О том, как можно от бессоницы избавиться. Способ элементарен, и странно, что он еще не растекся по массам, как мед по блюдцу. Так вот, требуется собрать 45 каштанов. Прописью - сорок пять. Положить в квадратную коробочку - и под кровать. Каштанов - непременно 45, коробочка - обязательно квадратная. Не под подушку и не под язык - под кровать. Вахтерша гарантирует, что сны прилетят к собирателю каштанов серой гусиной стаей и унесут его в прекрасное далеко." (с) berry_eater
Мелкодомовая магия как она есть )
Не знаю как там с сорока пятью каштанами в квадратной коробочке под кроватью, но когда жили в Яремче, у меня весь номер был каштанами завален, с особыми скоплениями в районе телевизора и стола. Спала как убитая. Каштаны вообще потрясающе хорошие. И Киевские каштаны по всем статьям лучше Яремчанских, а Львовские вообще ничего не стоят )
Глядя на затянутые плотными облаками небеса, на ливень, пузырящий за окном лужи, слыша, как воют сирены, щуря глаза от света неоновых ламп -
мне кажется, что городок в горах, и сами горы с мягкими вершинами и склонами, и золотые и красные леса, и черепитчатые крыши, и булыжник, и каменные россыпи на перевале - всего лишь наваждение, сон, от которого я недавно очнулась...
Желтые листья танцуют в теле ветра, а я сочусь сквозь туман и мелкие капельки влаги - куда-то вперед и куда-то вверх, укрывшись зонтом или не укрывшись им, и собираю отбившихся от осеннего хоровода неудачливых танцоров. Красно-оранжевые листья клена, огненные рассыпающиеся рябиновые, золотые сердца липы, буроватые полоски ивы, - похожие на пергамент с полуистертыми знаками, забытые хроники лета.
Каждый вдох обжигает изнутри холодом, выдох - паром окутывает лицо, второй кожей затянуты руки и спрятаны в широких рукавах, лицо - к низко скользящим тучам и улыбка, похожая на высеченные в камне улыбки давно ушедших этрусков, скользит, и всем телом принимаешь ласку холодного ветра, недавно пришедшего в Город...
Очень горюю, потому что измудрилась забыть дома Palm, а это одна из худших вещей, которые я могла выдумать в первый рабочий день.
А во сне - маленький городок в горах, совсем не похожий на Яремче, и шумливая река, несущая свои воды с какой-то из вершин по огромным серым валунам, полуразрушенный пешеходный мост, и еще один, железнодорожный, и еще третий мост, из розового камня.
Домики в один-два этажа, с широкими окнами и крышами из коричневой и зеленой черепицы, яблоневые сады, ажурные флюгеры на тонких спицах, кое-где еще сохранилась брусчатка, а в лесу над городом - мягкий ковер сосновых и еловых иголок укрывает землю и небо светит сквозь пушистые лапы и ало-оранжевые кроны деревьев.
Средних лет подтянутая блондинка Эльма держит в городке небольшой ресторанчик с деревянными резными дверьми. В одном зале - деревянный столики, пол, мощеный тяжелыми каменными плитами, горящий камин и всякие медные вещицы, расставленные на каминной полке, а вино посетителям приносят в глиняных кувшинах и разливают в глиняные же стаканы.
Другой зал по контрасту светлый, с огромным окном, смотрящим на горы и реку; там чудный кофе и сладости.
А по речным камням можно прыгать, и они ничуть не скользят под ногами )
В последнее время все мои попытки спровоцировать хотя бы маленький бодрящий скандальчик - ну так, для поднятия духа и повышения тонуса, - терпят полное фиаско.
Время во Львове давно и безнадежно сошло с ума и ведет себя, как ему заблагорассудится. И не только потому, что все часы показывают разное время (кстати, мы встретили только одни часы, чьи показания были близки к реальности - но они оказались муляжом, рекламной вывеской часовой мастерской) - в этом странном городе непонятно куда исчезают одни промежутки времени и непонятно откуда берутся совсем другие.
Но город странен и насторожен, и полон кофеен, кофе в которых преимущественно скверный, хоть и крепкий, и даже корица, что от случая к случаю венчает шапочку взбитых сливок, не спасает сего странного варева.
Мухи, как выясняется, летят не только на мед. Они летят практически на все, в том числе на свежую масляную краску...
Окно в кухне докрашено. Солнечная погода оказалась очень кстати - солнце сейчас исправно сушит подоконник и рамы, можно даже надеяться, что к вечеру все досохнет и я перед отъездом таки закрою окна. Я мысленно уже в Киеве. Квартира на время моего отсутствия пристроена. Правда, я еще не написала пространный опус о том, какие цветы как поливать и с каким импенно вареньем надо безжалостно расправляться. Но дома еще бардак, новые джинсы не куплены, а я бездельничаю и лениво курю, нисколько не заботясь о сокращающемся количестве времени.
Купила очень некстати "Суси-нуар" Коваленского, теперь очень хочется прихватить ее с собой в Киев, но избалованная книжками, закаченными на палму, думаю о таскании с собой этого кирпича весьма настороженно.
И в пятницу я проснусь уже в поездной зыбкости, на подступах к Киеву.
И еще сотни мелких, предотъездных дел впереди, вроде покупки новых бесконечно прекрасных джинсов.
А постскриптумом хочется заметить, что днерожденческий концерт Арефьевой в субботу был хорош, как и следовало ожидать, ибо по другому не бывает, а когда случится, это будет означать лишь то, что один из трех китов, на которых стоит черепаха, на которой держится этот мир, развернулся и уплыл порезвиться в водах мирового океана...
А куклы в Галерее Вахтангова прекрасны... Всякий раз, как бываю в ЦДХ, смотрю там на Осень - странное существо в рыже-коричневых одежках, прячущееся в дупле пожелтевшего, облетающего дерева. Склонившая голову к одному плечу, в длинноносых шутовских матерчатых туфлях, с медными выбивающимися из под колпака волосами, обхватившая руками колени...
Или еще: существо в черных кружевах и складках газовой ткани, глаза обведены черным, и стрелы ресниц бросают тени на щеки, и узорчатые легкие крылья за спиной... На "Ночную Бабочку" она совершенно не похожа, зато очень смахивает на разбитную феечку из свиты Титании, что вот-вот закрутит интрижку с Паком...
Или танцовщицы - гаремная одалиска и юная леди из раннего средневековья... Обе в движении, обе гибки и пластичны, и улыбки такие, какие можно увидеть на европейских скульптурах века четырнадцатого.
И Фарух - прижимистый, если не сказать жадноватый арабский купец, богатые одежды, руки в перстнях, так и видишь, как пухлые пальцы вот-вот потянут из вазы кусочек халвы или несколько виноградин... Умный и хитрый, и изворотливый, и очень опасный, как несколько капель яда...
Светлая, как белая ночь, Принцесса Жемчужина, сидящая в ракушке, поджав по-турецки ноги, рассыпав по плечам длинные прямые шелковистые волосы, хрупкая и большеглазая, как сильфа.
И многие, многие другие - балеринки, похожие на эскизы Дега, серьезные маленькие девочки, старушка с вязальными спицами, невозмутимая и бесстрастная гейша с сямисэном...
Каждый раз поражаюсь, насколько они живые... И ведь взять одну такую в дом - почти равноценно тому, чтобы поселить у себя еще одного человека...
Я не ошиблась в выборе мужчины. Он отлично греет постель, что в свете наступающей зимы весьма и весьма ценно.
***
Сны путались, я чувствовала себя среди них котенком, брошенным в почти неощутимую, радужно отблескивающую воду... это было слишком непривычно, и проснулась я удивленной. Но под конец, когда утро уже разбавило темноту ночи и когда будильник уже попытался вернуть меня в мир живых, я успела попасть на Байкал, в нынешнюю холодноватую осень и посидеть на берегу, и пройти по лесу, и окунуть руки в холодную воду...
***
Город дышит, и пар его дыхания становится туманом, повисающим между асфальтом и небом. И с утра можно сделать шаг, распахнув дверь подъезда, отобрать у ветра концы шарфа, которые он взялся трепать, и сразу, на одном дыхании ступить под дымчатое небо, и выдохнуть домашнее тепло, что сразу же станет парящим облачком тумана, и услышать шорох первых капель дождя, сорвавшихся с края дождевой тучи, и после первого вздоха попасть в теплое кольцо рук, и быть сразу здесь и там, в самом центре осени, и в самом центре прозрачного светлого взгляда...
***
В результате наших нечеловеческих усилий в доме появилось варенье - яблочно-грушевое с корицей, яблочное с грецкими орехами, варенье из дыни, персиков и киви, виноградное желе и какая-то дикая смесь из персиков и груш с мадерой.
Банки ставлю на антресоли, играю в "запасы на зиму".
Самый первый сон был очень страшным... Каждую ночь мне снилось, что меня, свободную и легкую, заколдовали и поместили в тело чугунной, тяжелой, страшной, неповоротливой птицы, сутулой, как марабу. Внутри нее я долго металась, разбившись... нет, не в кровь, у той, запрятанной внутри, не было крови, было что-то другое, но не суть, просто было больно.
И точно помню, с какими дикими усилиями давалось каждое движение в этом теле, с каким скрежетом двигалась эта птица.
И слышался голос, который внятно мне объяснял, что освободиться получится только в одном случае - если умереть в этом теле.
Еще детский сон - про огромный корабль, корабль город, который тонул, и мне, там мальчику, сыну пары, едущей низшим классом, никак не удавалось выбраться наружу... Матушка потом долго не могла понять, откуда трехлетняя дочка узнала про "Титаник"
Самое первое воспоминание - около шести месяцев. Время восстановили по обстановке в комнате, когда мне было семь месяцев, мебель уже переставили. Значит, примерно, шесть или раньше.
Проснулась в предрассветных сумерках, в большой комнате. Матушкино дыхание было неподалеку. В светлеющем небе плыли сизо-розовые облака, похожие на драконов.
Я точно помню, что назвала их драконами, хотя откуда в шесть месяцев я могла знать про светловатые, блеклые животы с поджатыми лапами, про вытянутые шеи и распластанные крылья...
Отпуск становится все более зримым и осязаемым. Купили билеты, договорилась о жилье в Карпатах... И до тридцатого осталось совсем немного.
Совсем скоро буду ходить по булыжным мостовым вверх и вниз и дышать ветром с реки, смотреть на водовороты с моста и на старые деревья в Мариинском парке, запрокидывать голову к золотым вычурным куполам "Растреллиевской игрушки".
А в моем городе седеют деревья, липы - в цвет червонного золота, березы - в чистый золотой, клены в оранжеватый или красный. Размешивая дым сигарет с воздухом у окна, противопоставляя свою неподвижность вьющейся струйке табачного дыма, каждый день смотрю, как в кроне старой березы становится все больше желтых прядей.
Солнце каждое утро красит мою кожу багровым, и заплетает мне в волосы кровавые сполохи...