Киевские. Каффа

Обнаружилась совершенно сумасшедшая кофейня, или, если угодно, кавярня - КАФФА. Изнутри бело кремовая, неровная, шероховатая, как будто эти стены обмазывали глиной вручную, и ладони мастеров были темны и заботливы, а потом за дело взялись южное жгучее солнце и сухой ветер, и выбелили и выщербили гладкую глину стен...

Ребра барной стойки - маски предков, мебель темного дерева с рыже-терракотовыми узорами, ножки обмотаны грубыми лохматыми шнурами; истертые плитки пола, плошки-лампы с выложенными джутовыми веревками узорами, варварские солярные символы, бусы, копья с потемневшими рукоятками, сети, африканские картинки и барельефы со зверями - такого же цвета выбеленной солнцем глины, что и стены, а в довершение всего -тростниковая крыша над головой...



Невероятно стильное местечко, подобного которому в Престольной не наблюдается.

Кофе выше всяких похвал.

Простила даже то, что нельзя курить...

---

Киевские (первый клок из вороха)

06.01.04. Ночь. Поезд.



Стеклодув, стеклоруб и стеклопилильщик



***



...Вот елки у вас совершенно замечательные... (с)Rentgenolog



***



06.01.04. Вечер.



Город, очаровывающий меня шаг за шагом, минута за минутой... Наверное, мы сначала не осознали присутствия друг друга, и у меня было четкое ощущение, что я просто-напросто очутилась в какой-то незнакомой и неизученной части Москвы. Даже улочка, на которую свернула пойманная у вокзала машина, чертовски напоминала Среднюю Первомайскую.

Я только через несколько часов осознала, что этот город - другой...

Для моего сумбурного и нервного мегаполиса здесь оказалось слишком мало машин, слишком много никуда не спешащих людей.



Подспудно, стрелка за стрелкой, в меня, сквозь меня прорастал старый, наполненный холодным ветром и колким снегом город, с его игрушечными яркими храмами, с разукрашенными разнообразными финтифлюшками домами, с заводным вагончиком фуникулера... в меня входили подъемы и спуски, горбатые улицы, ветер с замерзшей реки, синие купола Владимирского, смешные гриффончики на Костельной, лестницы, спуски и подъемы, суховатый стук заледеневших древесных ветвей... У киевского ветра совершенно особенный голос, не похожий на голоса ветров других городов, такой тихий и безысходный, что хочется приласкать его, как приблудного пса...

---

Я успела отпраздновать Новый год.

И Рождество, хотя весьма условно.

Выкрасить волосы в дикий красно-рыжий цвет.

Съездить в Киев.

Четырежды пройти по Андреевскому спуску.

Послушать два утренних эфира киевской "Мелодии"

Вернуться в Москву.

Тысячу и один раз пожалеть, что я уехала из Киева.

Обзавестись малым ворохом киевских безделушек-побрякушек, преимущественно кожаных и серебряных.

Напокупать и надарить подарков.

Прочитать четыре книги.

Походить босиком по снегу.

Поныть в первый день после отпуска, что я хочу отгул.

Сходить на рождественский концерт Арефьевой.

Узнать там об еще двух грядущих концертах.

Посмотреть на кукол в галерее Вахтангова.

Пожелать весну.

Устроить бабушке празднование семидесятипятилетнего юбилея.

И еще сотню мелочей.

---

Ура! Апофигей моего отпускного счастья - денег дали! Много. Даже лишних, в честь Нового года.

---

День подходит к концу, уже падают с легким звоном последние льдинки-осколки из разбитого временем витража нынешнего дня.

Я почти покончила с делами, подобрала все хвосты, усмирила тренькающий телефон.

Последний день на работе.

Завтра у меня начинаются зимние каникулы - почти как в школе, с 30 декабря до 11 января, - роскошь, которой у меня давно не было. Почти на две недели можно будет забыть о работе, отпраздновать все, что можно отпраздновать и в следующий понедельник сбежать в Киев.

И еще надо будет девятого, когда я вернусь в Престольную, успеть на концерт Арефьевой, и как-нибудь тихо и хорошо провести выходные.

А еще - писать только тонкой шариковой ручкой на бумаге, и отдыхать от сети.

А сегодня устроить себе одинокую ночь - наедине с небом, картами и сигаретами, трупиками которых я буду набивать объемистую пепельницу, пока глаза не устанут от дыма и меня не потащит в пропасть моих снов...

---

Выходные, как обычно, похожи на многослойный, пестрый коктейль, смесь цветов, вкусов, запахов, мест и постоянная смена полярности

Начиналось с запаха кофе и ванили, с золотистого освещения, с бежевого и коричневого, с персиковой подсветки под потолком, с айриш-кофе в стеклянном тяжелом бокале, выпитого за столиком, расположение которого я оцениваю на "четверку с минусом", впрочем, эта оценка ничего не изменила...

Еще - с нервной дрожи, долетающей с другой стороны столика, от кажущихся спокойными светлых глаз, но - отчетливая, ясная, как на ладони.

Второй слой - ярость. Почти неконтролируемая, неуловимо меняющая оценки и восприятие, острое желание ударить наискось когтями... Все началось с мелкой зацепки, не касающейся даже меня - со скандала в моем присутствии.

Третий - одиночество, маленький отрезочек предоставленности самой себе в ярко освещенном вагоне метро, среди таких же погруженных в себя людей.

Еще - встреча.

Все тот же узбекский ресторанчик, очень много рыжего цвета, лихорадочный обмен подарками в свете грядущего Нового года. Подарили невероятного дымчатого, сумеречного, сизо-синего цвета подсвечник, подходящий как для греющей, так и для обычной свечи и миниатюрный сет в японском стиле - крошечный прямоугольный поднос, чашечка и стаканчик - сверху черные, внутри бело-глянцевые. А между смешками и взглядами мелькали глянцевые карточки цветных фотографий.

А еще - вечер за составлением списка закупаемого к 31-му продовольствия. Пришли к выводу, что нам необходим один прожорливый гость и дюжина черных ленточек.

Цитата: "Мини Рома? Минирама? А! Минералка" (в попытках разобрать мой почерк).

Тем же вечером - знакомство со сказкой, которая вывернула меня наизнанку, аккуратно встряхнула и вернула в исходное положение. Ради этой сказки даже CDRom решил ненадолго заработать, чтобы позволить мне ее себе скопировать.

А потом - поездка по ночному городу, совершенно сумасшедший вечер и чернильно-безумная ночь...

---

"Перекресток мостов" меня очаровал

---

Здесь и сейчас

Сок. Сладко-дразнящая нота белого винограда на языке, свежий и нервный вкус, шершавое прикосновение к небу.

Кольцо на пальце - серо-черный прозрачный дымчатый топаз непривычной огранки, одетый в серебро. Признаки жизни подает только на указательном пальце левой руки. Надето на средний.

Сигара на столе, еще запечатанная, в темно-синей нарядной коробочке - подарок. Даже сквозь упаковку - тонкий запах доминиканского табака.

Бельгийский шоколад и коньяк - последствие утреннего посещения одного из клиентов.

Коньяк уже впору кому-нибудь передаривать - мне одной столько не выпить и к следующему Новому году.

На листьях драцены - несколько маленьких сине-золотых новогодних шариков.

Наконец-то пойманное ощущение скорого Нового года.

Звериная песня ветра за окнами.

Тихо. Даже телефон молчит.

---

Утро подбиралось ко мне незаметно, ползло тихой змейкой сквозь чернильную непроглядность ночи, сквозь спутанные водоросли моих снов, через сонное дыхание, сумело даже обойти кошку-стража, янтарным блеском глаз отпугивающую всех нежелательных личностей. А я пряталась от него в ночи, свернувшись клубочком, опаловым отсветом кожи выделяясь в темноте, и тянула на плечи лохматое одеяло снов и наваждений, но утро как всегда оказалось хитрее, и, стукнувшись в свитый мною и отвердевший кокон, разбилось будильничным звоном, заставляя выбираться из постели и, выбрав подходящий момент, вливаться в общий ежедневный танец, совершая первые неуверенные па.

Утром нужна горячая вода, чтобы смыть свои и чужие сны.

Утром нужно, чтобы закипал, тихонько шурша и бормоча, чайник.

Нужна музыка - хотя бы немного.

Утром просто необходимы зеркала, чтобы суметь взглянуть на своего двойника и выяснить по десятку мелких примет, чего можно от себя ждать в течение грядущего дня.

Утром нужно немного тишины, на острой грани которой нужно балансировать, замерев, хотя бы пол-минуты - остановив себя, восприятие, время вокруг и движение воздуха - чтобы потом сделать шаг-падение и распахнуть дверь на улицу.



...ладони холодного воздуха приняли меня, оглаживая по лицу и обнаженным кистям рук, ветер обхватил за талию, надеясь хорошенько покружить вместе со случайными снежинками, а я окунулась в живительное чувство твердой земли под ногами, в грациозные покачивания обнаженных древесных ветвей, в предутренние сумерки, в стук собственных каблуков, в плавные движения рук, закрывающих наушниками доступ всем прочим звукам.

Когда я выхожу из дома, еще темно. В черноту ночи едва-едва начинают доливать темно-синюю акварель, а восточный край неба украшает еще лишь намек на розово-красное великолепие восхода.

Но небу все равно, когда принять в себя чужую улыбку, днем или ночью. И ему все равно, когда рассмеяться в ответ...

---

С небом мне нынче повезло - ослепительно-холодное, яркое, подернутое легкой шифоновой дымкой и невероятно далекое... с утра, когда я только выбралась из дома, одна половина неба была затянута ажурными удлиннеными облаками, окрашенными восходящим солнцем в сияющий, яркий цвет артериальной крови; другая половина - в таком же кружеве облаков по бирюзовому фону, но уже с дымчато-сизом, лишь кое-где отмеченном алыми брызгами.

В ответ на мои восторженные взгляды, оттенки неба постепенно меняли оттенки и насыщенность, и чуть изменялся узор облаков, и бирюза фона из молодой постепенно становилась зрелой...

А впрочем, каким еще могло быть утро, выросшее из такой ночи?

Свечи, маленькие греющие свечки, расставленные прямо на столе.Токай и фрукты. Кофе. Мед. Но я говорю вообще не о том...

А "о том" у меня до сих пор пока нет слов, кроме ощущения правильности происходящего, брызжущих искр, воспоминаний о моментах диалога и удовольствия...



P.s.: жаль, конечно, если не написалось сейчас - значит и не напишется...

---

Реверте

"Фламандская доска" очаровала и потрясла меня. Книга, где четкий, сильный и богатый язык вплетен в шахматную партию, со всей ее отстраненной изысканностью и абстрактной математической красотой.

В черных и белых клетках дней движутся фигурки - такие живые, плоть и кровь, слезы и смех, матовый блеск оливковой кожи и разноцветный шелк волос, мысли, работа, эмоции, стили, - и в то же время всего лишь фигурки, белые и черные, тонкие резные фигурки в сложной многоуровневой партии.

Самый значимый для меня тригон - Ищущие Истину. Каждый по-своему - один в музыке, другой в красоте и изысканности, наиболее присущей старинным вещам, но не только им; третий - в чистой логике и математических принципах.

Дополняющий тригон - женский, три основных психологических и поведенческих типа: Лола, Менчу и Хулия, но все же они только дополняют суть первого тригона.

И пешки.



Книга - как луковица, ее можно раскрывать слой за слоем, с самого верхнего, реальности, и переходя постепенно все глубже и глубже, от общего к частному, к человеческому, бытовому, проходя сквозь домыслы и исторические факты, через прозрения и наития, сквозь шарм старинных произведений искусства, сквозь чужие образы мышления, и попутно обнажая и собственную душу, снимая шипастую скорлупу и препарируя эмоции, забытые чувства, страсти, привязанности, глубинные мотивы... А пройдя весь этот анатомический театр до конца, упрешься в зеркала, что отражают происходящее то верно, то искажая порой до неузнаваемости...

И все сюжеты, все судьбы окажутся вдруг нанизаны на единую ось, на некий общий принцип, вокруг которой все вертится, как сумасшедший калейдоскоп в комнате кривых зеркал...

---

В этом доме уже пахнет Рождеством и Новым годом, хотя елки еще нет и в помине. Но уже горят в окнах пестрые лампочки, светит Вифлеемская звезда, на столе в кухне лежит четырехсвечный праздничный венок из живых еловых веток, и витает предчувствие скорых подарков и смеха, хвойного и мандаринового запаха, бенгальских огней и россыпи конфетти.

В этом доме - полусвет и полутень, и хорошо поставленная речь, смеющиеся искорки в глазах, цокот собачьих коготков по паркету, компьютер, спящий в шкафу и тесный кухонный уют...

Визит породил желание чуточку собезьянничать (чудный новый смысл в свете символики наступающего года) и разослать новогодние открытки всем своим близким.

Даже список начала составлять.

Еще в руки попалась старая тетрадь, исписанная карандашом с чуточку наивной повестью о жизни первобытных людей. Странный почерк, немного сбивают с толку твердые знаки, яти и прочие архаизмы, но вполне легко читаемый...

И мне там было очень хорошо...

---

Потеряна... Такое высокое и чистое небо, что чувствуешь себя песчинкой на ладони гиганта, замерзшей и замершей в его светло-голубом взгляде.

Позволила себе проспать и опоздать на работу на пару часов, но утро все равно оказалось слишком сумбурным и тяжелым, как танец в странном ритме, внутренней логики которого я так и не поняла.



На самом же деле, мне пора брать себя за шкирку и хорошенько встряхивать, чтобы было неповадно поддаваться недостатку солнца, усталости и мизантропии... Впрочем нет: мизантропию можно оставить, а все прочее лучше бы устранить...

---

Понемногу прихожу в себя - от впущенного в комнату холода из распахнутого окна, от рабочего безумия, предоставляющего возможность потеряться среди тысячи дел и проблем...

Но агрессия течет по рукам, наждаком проходится по ногтям, впивается в плечи, сушит гортань и тревожит губы, темным огнем полыхает где-то между ключиц...



А сейчас - нужно чуть успокоиться, и собраться с силами, и выбраться из офиса, и поехать в гости, к рождественской елке в звездах и ангелах, к сигаретному дыму, сладостям и беседам...

---

Я так не могу, чтобы всё невпопад,

Но разве бывает, чтобы в небе был ад?

Но я неподвластна ведьминским чарам -

Я не отвечаю на выстрел ударом,

Шекспир был героем, ты тоже поэт,

Но я буду "да", даже если ты - "нет".

Так играй, музыкант, торгуй, коммерсант,

Ломай комедию, комедиант,

Любовь - это птичка, любовь - это клетка,

Любовь - это спичка, любовь - сигаретка.

Ты вправе на то, что считаешь ты вправе -

Я не претендую на место в оправе,

Конечно, хотелось бы как-то не так,

Но флаг тебе в руки, а в зубы - пятак!

Я хотела плыть, но ты не был волной,

Я дала тебе нить, но ты шёл не за мной,

Я искала дождя, чтобы вызвать пожар,

Я звала короля, а пришел мыловар...



(c) О.А.

---

Мизантропия.

Рецидив.

---

В собственной колкой ярости, в чужой теплой силе я теряю ощущения так же легко, как легко можно потерять в густой июльской траве кольцо, ненароком выпустив его из рук;

В моих движеньях, когда я запрокидываю голову и обнажаю горло, во внезапно раскрывающихся надо мной зверьих глазах, в рычании, рождающемся на дне гортани, в выпущенных когтях сквозит зимняя ночь, потерявшая луну, но пока согревающаяся рыжими пятнышками человеческих костров.

В соприкасающихся пальцах, сомкнутых ладонях - точка, из которой со звоном разбегутся трещины, во взгляде глаза в глаза - резкое движение век сверху вниз...



И на дне любого сосуда, что подают мне, сквозь свежесть и сладость сверкают вязкие кристаллы горечи, и ты тоже возьмешь чашку из моих рук, не почуяв неладного...

Но ты простишь, если узнаешь, как больно растет трава сквозь сердце и душу, и как одиноко на дне всех дождей, и как холодно увязать в небесах по щиколотку, и как ядовиты тени, через которые надо идти каждую ночь, закрывая лицо ладонями, хранящими запах только что затушенных свечей и сандала...

---

Ночь расставлена, как ловушка, звуки пойманы в сети,

Из сердца струится кровь.

Над небом и под землёй вибрация ручки ножа,

Торчащего из-под рёбер.



Снег на моём лице не тает, я украдена этой ночью.

Улица вымыта тьмою, я уже не хочу обратно.



Пляшут пьяницы, за руки взявшись, кидая бутылками с ядом

В головы случайным прохожим.

Убийцы спешат по своим делам, они не ищут меня,

Улица вымыта тьмою.



Снег на моём лице не тает, в глазницы налито небо,

Я держу за ошейник время, я слежу, чтобы не было утра.



Бесшумно пружина скользит, в механизме часов поломка -

Время идёт обратно.

Утро больше сюда не придёт, ничего мне отныне не страшно,

Я улыбаюсь от счастья.



Снег на моём лице не тает, я пускаю корни в почву,

Меня не боятся птицы и звери, на мне прорастают травы.



Я украдена этой ночью, я пускаю корни в почву,

На мне прорастают травы, я уже не хочу обратно.

Меня не боятся птицы, я улыбаюсь от счастья.



(с) ОА

---

Бывают барышни Тургеневские,

и бывают Булгаковкие...

---

...и очень хочется отвратительных, тревожных желтых цветов, чтобы, обтянув руки черными перчатками, идти с ними сквозь пропитанный влагой воздух по обнаженному асфальту и плиткам, между декорациями зданий, через тусклые отблески окон и такой неуместный здесь неоновый лед...